Игорь Винниченко - Да здравствует карнавал

Толпа зашумела, и Паулиц жестом руки успокоил их.

— Мы не хотим крови! — заявил он. — Пусть барон уходит из города!

Среди прочих восставших оказался и Коля Затейкин, уже определившийся как вожак всякого сброда, вооруженного чем попало. С прищуром оглядев расположение противника, Коля выдал резолюцию:

— Парни, берем на себя левое крыло. Если всадники ринутся по улице, мы будем сшибать из окон второго этажа!..

Его команда дружно завопила, выражая тем свое боевое настроение, и они побежали занимать позицию.

Отец Иероним понуро вернулся к барону.

— Они требуют, чтобы вы ушли, господин барон, — сказал он.

— Большего вы не смогли добиться, святой отец? — усмехнулся барон.

— Нет, — опустил голову отец Иероним.

— Тогда уйдите с дороги! — рявкнул гневно барон.

Встревоженные монахи под руки отвели поникшего священника к собору.

— Рубить всех без пощады! — закричал страшно барон.

Он опустил забрало своего шлема, направил копье в толпу и вонзил шпоры в круп коня. Он был уверен, что его отряд разметает толпу трусливых горожан, и это будет сладкой местью за то унижение, которому он подвергся три года назад, когда его спор с горожанами Тиммесдорфа герцог разрешил в пользу лавочников и ремесленников. Тогда он не посмел спорить, но теперь старые обиды вспомнились, и рука потянулась к оружию. Останавливать его было уже бесполезно.

Отряд сорвался с места и кинулся на толпу. Закричали со всех сторон. Горожане выставили копья и пошли навстречу. Битва началась.

Барон имел все основания надеяться на своих воинов, это были опытные бойцы, для которых война стала сутью существования. Но он оказался не совсем прав, решив, что, оказавшись в стенах города, получил таким образом преимущество над горожанами. Одно дело, когда после штурма воины врывались в город с целью грабежа, когда местное население деморализовано и защитники сломлены, но совсем другое дело, когда горожане полны решимости воевать в родных стенах. Узкие улицы не были предназначены для масштабных военных действий, и когда воины проломили толпу, то оказались едва ли не запертыми между домами, из окон которых их принялись расстреливать из луков. Густая толпа не позволила им маневрировать, и потому это оказалось чем-то вроде засады. Хотя воины и положили немало горожан в своей атаке, но большего сделать не смогли, и их принялись бить. Барон фон Розенден несколько запоздало понял это, крикнул, чтобы отряд возвращался на площадь, но совершить этот маневр удалось немногим. А там, на площади, в дело включилась городская стража во главе с шультгейсом Георгом Шеффером, они выстроили стены из щитов, выставили копья, и всадники ничего не могли с ними сделать. Барон собрал вокруг себя с десяток оставшихся воинов, рванулся с ними по улице, которая казалась им менее многолюдной, но именно там их ждала засада, организованная Колей Затейкиным. Улица была перегорожена телегами, и бравых воинов вышибали из седел палками из окон второго этажа. Сам Затейкин, разохотившись, прыгнул из окна на барона, свалил его на землю, и набежавшая толпа не позволила ему подняться.

Таким образом в считанные минуты битва была закончена.

Уже в нескольких кварталах от Соборной площади крики и звон оружия глушились стенами домов, и до гостиницы «Единорог» звуки битвы не доходили вовсе. Наступающий вечер, хоть и внушал тревогу, но пока не сулил сюрпризов.

Олег в своей комнате прокручивал на ручной перемотке проявленную накануне пленку, просматривая ее на свет свечи.

— Качество, блеск! — хвастался он.

Саша стоял у окна и смотрел, как по улице пробегала ватага ребятишек. Осторожно перешел улицу мужчина с тяжелым мешком. Торопливо прошла женщина с корзиной.

Издалека доносился чей-то горький плач.

— Как ты думаешь, чем это все кончится? — спросил Саша задумчиво.

Олег повернулся к нему, пожал плечами и усмехнулся.

— В конце концов, наступит капитализм, и так далее… А ты что, думаешь иначе?

Саша только вздохнул в ответ.

— А помнишь, — вдруг вспомнил он. — Консультант говорил: относительно тихий период, мир и благоденствие…

— Ну да, — хмыкнул Олег. — Средневековая провинция.

— А оно вона как, — закончил Саша и снова вздохнул.

Он впал в меланхолическое настроение, и ему было не до творчества. Извинившись перед оператором, он отправился к себе в комнату, подбросил поленьев в камин и сел напротив. Сердце его томило неясное предчувствие, и он чувствовал даже легкий озноб. Он протянул руки к огню и, почувствовав его тепло, расслабленно улыбнулся.