Ноэми Норд: Мафия «Фикс». Мишень. Пластироны

– Невероятно! – промямлил Притов.

Генералиссимус разделился, как простая клетка! Эти две половинки имели идеальное сходство с первым экземпляром, только по объему были раза в два меньше.

– Расстрелять, мерзавца! – исторгся из одной половинки жуткий вопль. Она злобно топнула ножкой и указала пальцем на Притова, который испуганно пятился, пытаясь где-нибудь укрыться.

– Немедленно расстрелять! А семью – на Фобос! – сердито вторила вторая половинка. Но и та, и эта уже снова набухали, раздувались и некрасиво растягивались. Генералиссимус не прекращал делиться.

Публика опомнилась, когда шестнадцать малюсеньких человечков вразнобой заверещали:

– Расстрелять!

– Расстрелять!

– На Фобос!

– На Фобос! – сердито тренькали они, а сами были величиной с воробышков.

Их бросились ловить, но деление не прекращалось. Через минуту уже тысячи мелких блошек и тараканов копошилось под ногами, они суетились, пищали, выкарабкивались из цепких пальцев.

Присутствующие влезли на подоконники и столы, люди не смели шевельнуться, чтобы ненароком не раздавить крохотного вождя.

– Какой ужас!

– Безобразие!

– А кто-нибудь знает, что они – это Он ?

– Позор, да и только! – возмущалась важная публика.

А генералиссимусиков уже было не различить на глаз. Только в воздухе вместо криков метались и обдували холодом биоволны:

– Расстрелять!

– Всех расстрелять!

– Кто зачинщик безобразия?

– Это покушение!

Вдруг стало тихо. Тысячи крикливых насекомых исчезли…

– Кто у вас главный? Вы за это безобразие ответите! – обратился Главнокомандующий к министру здравоохранения.

– Вы опорочили совесть славного прошлого! – раздался разноголосый гомон.

– Садисты! Все медики – садисты! – тонко взвизгнула какая-то дама.

Испуг прошел. Публика начала разряжаться. Губы ученых и ответственных лиц кривились от возмущения:

– Издевательство над чувствами патриотов!

– Кто ответит за балаган?

– Притова сюда!

Но Притова нигде не нашли.

– Преступник скрылся!

– От нас не скроется! – со знанием дела произнес маршал.

Внезапно раздался дикий женский вопль. Разгневанная публика развернулась на крик. Ассистентка Притова корчилась на полу в судорогах. На губах выступила коричневая пена, по телу разлились черные пятна. Она жутко выла и стонала. Тело билось в агонии.

– Врача сюда! Увезти. И чтобы никакой шумихи, – приказал маршал адъютантам.

Кто-то еще закричал и упал в агонии, по его рукам поползли радужные разводы.

– Это чума! – опомнились членкоры и бросились к выходу.

Вслед за ними вся публика метнулась к дверям, но пробкой застряла в проходе. Они кричали и тянули дрожащие руки к спасителям. Напрасно. Всей этой высокопоставленной публике суждено было уйти в мир иной.

Притова не подвела его замечательная интуиция. Как только Генералиссимус начал делиться, генетик сразу осознал свои грядущие неприятности.

Ошибка в расчетах! Он забыл заблокировать каскадное деление клеток.

Едва опомнившись от катастрофы, Притов подхватил кусачую четвертинку экспоната и бросился к морозильнику.

А в городе началась эпидемия.

Генералиссимус распался до своих мельчайших составляющих и превратился в невидимое бедствие. Он стал разумным вирусом, который поражал не каждую жертву, а тщательно ее выбирал, предпочитая особо тонкие структуры и мозг самых талантливых и гениальных из людей. Гении, вундеркинды, поэты, ученые, гордость планеты чахли от неизвестного недуга.

Лекарства были бессильны.

Вирус хитрил и опережал интуицию ученых. Он был неумолим и коварен. Его принимали то за «бараний прион», то за «проклятие мумий».

Он постоянно мутировал и с невероятной скоростью распространялся по всей Земле. Таланты и гении вырождались.

Стены домов содрогались от рыданий.

– Не смей играть на скрипке! Иди «забей козла»! – кричали с балконов перепуганные мамаши вундеркиндам, которые с нотами и энциклопедиями прятались по чердакам и подвалам, чтобы тайно посочинять или вычислить.

Повсюду раздавались всхлипывания детей и крики:

– Ты меня доведешь! Опять пятерку по химии получил? Чтобы завтра же двойка была! Слышишь? Ты что, заразиться хочешь?! – разгневанные матери били зареванных карапузов по мокрым щекам.

Стерильный дух анатомичек отпугивал заразу от клиники Притова, и академик пережил эпидемию, но чувство раскаяния сокрушало его сердце. На дальнейшие опыты уже не хватало сил. Поэтому замороженный карлик в его тайнике оставался всего лишь грустным напоминанием о неудачном проекте.