— Был, был.
— В психушке? — вдруг с острым интересом спросил он и принялся рассматривать сгибы локтей, выискивая, очевидно, следы уколов.
— Ну, видишь ли… в психушке, можно сказать, тоже был…
— И что? Неужели меня выписали? А какое сегодня число?
— Не то чтобы выписали… Число сегодня третье. Только, знаешь, я подумала: ну чего тебе там делать? Ни родных, ни знакомых. Скучно. Вот я тебя и забрала.
Дар нюхом учуял приключение, глаза его заблестели, и он затормошил меня:
— Ну! Ну! Я же знаю! Чего ты там натворила?
— Ничего я не натворила. Договорилась со знакомыми ребятами из «Скорой», надела халат и стетоскоп, сделала умное лицо и явилась в клинику. Вошла через черный ход. Смотрю: санитарка тебя ведет по коридору. Я ей этак строго: больного перевозим в другую клинику, будьте добры проводить в машину. Она и рада стараться. Так что ребята нас прямо до дому довезли. Чистый вестерн! Похищение младенца!
Дар посмотрел на меня с сомнением. Я честно выдержала его вопрошающий взгляд, в котором бродили какие-то неясные ему самому воспоминания. Ничего, все нормально. Если и вспомнит, спишет на бред.
Дар завтракал на кухне, а я порхала вокруг него с тарелками, тарелявочками, тарелюшечками. Потом мы пили сок и неспешно беседовали. Дар бездумно водил фломастером по бумажной салфетке. Я осторожно покосилась на рисунок. На вафельной бумаге была изображена женщина с развевающимися волосами, летящая на метле.
Сердце на мгновение замерло, потом зачастило по ребрам. Я облизала вдруг пересохшие губы и с деланным равнодушием поинтересовалась:
— Чего это ты нацарапал? Маргарита, что ли?
Дар удивленно посмотрел на свое произведение, словно только сейчас сообразив, что во время разговора он рисовал.
— Что? А… ну да, кажется, Маргарита.
Рисунок я потом потихоньку стянула, чтобы не мозолил Дару глаза. Зачем мне ассоциативные связи, могущие родиться в его мозгу…
Стас и Санька появились очень рано, еще и дворники сны досматривали. В руках у Саньки был тощий рюкзак, который он осторожно поставил у двери. Стас в большом цветастом пакете принес одежку для Дара, и тот наконец смог расстаться со своим древнеримским одеянием — намотанной вокруг торса простыней.
Я угостила ребят соком. Они выпили его молча, опустив глаза долу. Мы не разговаривали — все, в общем, было ясно. Как-то вот так, ничего не обсуждая, все мы пришли к одной и той же мысли.
А поэтому вышли мы на тихую Сиреневую удочку, пересекли Почтовую и Госпитальную, прошли через пустынную площадь, поднялись в горку, неспешно проследовали Старым городом и оказались на склоне пологого холма.
Здесь кончался город. Дальше — рыжая выгоревшая степь, по которой вьется белая медовая тропинка, вьется, теряясь у горизонта, где синей грозовой тучей лежат горы.
— Ну, что ж… — я и Стас пожали друзьям руки. Стас сунул Санечке в карман сигареты и зажигалку, я — немного денег.
И они пошли. Спустились с холма и побрели белой тропкой, уходящей за край земли.
Мы долго смотрели им вслед, пока могли различать две чуть сгорбленные фигурки.
А потом вернулись в город и молча слонялись по улицам, ожидая открытия кофейни на Архивном спуске. Тетя Нина налила нам по глиняной кружке кофе, но пить его уже не хотелось, и так во рту было горько.
Стас огляделся и, жалко улыбнувшись, сказал:
— А вот там, у окна, было любимое место Дара…
— Да брось ты. Вернется, куда он денется. Мы тут еще такое шумство устроим…
— Не знаю. У меня почему-то такое чувство, будто мы проводили их навсегда.
— Перестань. Нельзя нам навсегда. Этак мы все разбежимся. И кто тут останется? Эти два поэта да издательский боров?
— Что ты несешь? Какой боров? Какие поэты?
— Да это я так… фигурально…
— Кстати… Следствие будет.
— Чего?
— Ну ты, мать, совсем уже. Дара из клиники ты похитила? Санитарка тебя там видела? Вот и соображай.
Мне стало как-то злобно весело.
— Следствие? Давай следствие. Воображаю! Да если санитарка им расскажет, как она меня видела, ее самое в психушку запрут!
— Ой, темнишь ты что-то, и я тебя совсем не понимаю…
— Плюнь, Стас. А давай мы лучше с тобой закатимся на побережье. Отдыхать-то тоже надо!
— Наконец хоть одна здравая мысль. Если поторопимся, успеем на одиннадцатичасовой троллейбус.
— Вот и славно. Беги за билетами, а я — домой, за купальником. Завтрак брать?
— Не надо! Сезон кончился, теперь на побережье перекусить свободно можно.
Читать дальше