Владимир Свержин - Чего стоит Париж?

Нынче утром, когда король Генрих милостиво простил вольных и невольных участников луврской мистификации, я стал свидетелем и невольным соучастником следующего разговора.

– Сир! – Мано, с трудом подбирая слова, обратился к милосердному государю. – Я весьма благодарен вам за прощение, дарованное мне…

– Пустое, Маноэль! – потрепал его по плечу Генрих Бурбон. – Зови меня, как и прежде, «мой капитан».

– Мой король! – негромко продолжал пистольер, точно пропуская слова Генриха мимо ушей. – Я хотел попросить Ваше Величество об отставке.

– Не сплю ли я? – удивленно проговорил Бурбон, смеривая де Батца внимательно-настороженным взглядом. – Ты собираешься покинуть военную службу? Вот это новость! Сейчас, когда судьба открыла мне дорогу в Париж, когда перед людьми, верными мне, появилась возможность добыть богатство и славу, ты решил оставить меня? Еще несколько лет, быть может, меньше – это зависит и от тебя, – граф де Батц выберет себе любой из дворцов столицы или же построит новый по своему усмотрению! А ты уходишь! Неужели надо объяснять?! Если король польский откажется от трона Франции, как о том говорит Шарль, я становлюсь престолонаследником! Благодаря братцу у меня теперь мир с любимой тещей, и уж конечно, в притязании на корону она поддержит меня, а не Гиза. Ты можешь стать маршалом Франции, Мано! Да что там маршалом – коннетаблем! С чего вдруг тебе уходить? Неужели из-за вчерашнего? Поверь мне, это пустое! Мы оба погорячились, только и всего. Забудем это и обнимемся, как старые друзья!

– Благодарю вас за теплые слова, сир, но все же позвольте мне оставить службу.

– Как знаешь, Мано, как знаешь. Ты мог быть первым на поле боя, твоя жена – блистать при дворе, как подобает ей по знатности и красоте! Но ты сам, собственной рукой ставишь на всем этом крест. Но скажи мне, мой дорогой, как же ты планируешь жить дальше? У тебя даже нет дома, куда можно было бы привести молодую жену?! Насколько я помню, Кастельмор принадлежит твоему старшему брату?!

– Сир, если вы будете так добры, что дадите королевское соизволение на мой брак с Конфьянс, – он замялся, – вы же знаете, она наследует большое состояние.

– Ах, состояние… Ну да, конечно. Но что ты говоришь, Мано?! Конечно, как король Наварры, я могу благословить ваш брак, однако соизволение на замужество графини де Пейрак должен дать король Франции. Я же таковым, увы, пока не являюсь. Помоги мне, а я, приняв корону Карла Великого, помогу тебе.

– Сир! Если вы пожелаете, я готов возглавить гарнизон Нерака, По или любой иной крепости по вашему усмотрению.

– Хм, незавидный жребий для коронеля королевской гвардии. Но ты сам пожелал его. Хорошо, я подыщу тебе пост коменданта. Однако помни, я всегда буду рад видеть тебя в своем войске и твою очаровательную супругу при дворе.

Желваки на резко очерченных скулах де Батца вздулись, демонстрируя плохо скрытое раздражение.

– Но я не могу отпустить без награды столь славного воина! Ларошфуко! – Генрих Наваррский обернулся к стоящему позади секретарю. – Погляди список пожалований.

– Слушаюсь, мой король! – Лукавый царедворец открыл принесенную с собой обтянутую тисненой кожей папку с червлено-золотым гербом Наварры на переплете. – Что прикажете?

– Что там значится в списке под первым номером?

– Артаньян, сир. Небольшой замок и деревушка в Беарне.

– Небольшой замок?! – усмехнулся Генрих. – Что ж! Вот и славно! Должно быть, прелестное любовное гнездышко! Надеюсь, Мано, там у тебя будет возможность подумать на досуге. Хочется верить, не слишком долго.

– Но брат мой, – начал было я, – Артаньян – совсем крошечное селение. Неужели же шевалье де Батц, выказавший столько отваги и преданности на службе вам, не достоин лучшей доли?!

– Шарль! – поморщился мой близнец. – Шевалье де Батц, быть может, заслуживает место в Палате пэров, замок Юссе в качестве свадебного подарка, а также пост королевского наместника, скажем, в Бигорре или Турени, но он сам пожелал сделать выбор. Оставим же ему это право.

И вот теперь мы с Лисом стояли, скрытые тяжелой бархатной портьерою, наблюдая, как любезный монарх протягивает отставному коронелю «высокий дар» – жалованную грамоту на поместье Артаньян. Вслед за ним на серебряное блюдо, которое несла мамаша Жозефина, посыпались монеты, кольца, золотые цепочки, браслеты – словом, законная часть военной добычи, положенная боевому товарищу, покидающему отряд. Вскоре блюдо уже было полно, и на смену Жозефине пришли братья Маноэля. Он сам шел, прощаясь с друзьями и почтительно благодаря их за щедрость. Бледная от волнения Конфьянс, шествующая вместе с мужем по живому коридору под куполом скрещенных шпаг, была Оглушена приветственными криками, потрясена чужой радостью и все же не производила впечатления счастливой новобрачной. Вне всякого сомнения, она была привязана к своему бесстрашному и преданному спутнику, но любовь… этой милой и, несомненно, созданной для любви девушке еще только предстояло почувствовать ее.