Владимир Свержин - Чего стоит Париж?

Первая страдающая бессонницей птаха прочистила горло, собираясь огласить ночной воздух радостной трелью, а у зарешеченного лаза, надежно укрытого кустами черемухи, все еще никого не было видно. Я старался не волноваться, отгоняя лезущие в голову опасения, мыслями о том, что, того и гляди, выпадет роса, а стало быть, снова придется отдавать кирасу и шлем оруженосцу, чтобы он вычистил их до блеска. Чуть забудешься – и ржавые пятна на броне обеспечены.

«Господи, ну что же Лис так тянет?! Ведь все рассчитано буквально по минутам! Дотянем до рассвета – и, почитай, целый день придется прятаться по окрестным буеракам и чащобам. А англичане, между прочим, хватятся обязательно, Уж мне ли не знать! А облавы мои соотечественники устраивать умеют – с самого детства практикуются…» При невольном упоминании прозвища своего напарника я непроизвольно вздрогнул и, не в силах больше ждать вестей от него, активизировал связь.

– «Джокер-1 вызывает Джокера-2. Лис, у тебя все в порядке?»

– «Ой, капитан, та шо тут подеется! Стража дрыхнет, как нарисованная. Надеюсь, я с опиумом не переборщил. Давно бы уже был на месте, ежели б тетка не корячилась».

– «Ты это о ком?» – настороженно поинтересовался я.

– «Как это о ком?» – возмутился мой напарник. – «О Деве Жанне, конечно. Или нас в этой нормандской глуши еще какие-то тетки интересуют?»

У меня похолодело внутри.

– «Что с ней?»

– «Да не бери дурного в голову. Шо с ней станется?! Ну, то есть, конечно, днями обещались сжечь. А так – жива-здорова, вполне симпатично выглядит».

– «Ты толком говорить можешь?» – возмутился я. – «Сейчас уже светать начнет».

– «Ну, прости, с рассветом даже я ничего поделать не могу, Посадили бы ее где-нибудь в Магаданском крае – там пожалуйста! Уж ночь так ночь!»

– «Лис!!!»

– «Блин, шо Лис! Наша героиня французского сопротивления ведет себя примерно так же неадекватно, как ты при первой встрече с Пугачевым. Голубая кровь на черепную крышку давит. Ну, то ли дело нас в школе учили – бедная пастушка из Домреми, зашуганная попами и не осознающая руководящей роли пролетариата в достижении царствия небесного. Надо ж ей было оказаться дочерью Изабо Баварской и этого, как его…»

– «Луи Орлеанского», – вставил я.

– «Во-во, короче, единоутробной сестрой нашего молодого, ты сам знаешь кого. Теперь мадмуазель утверждает, что дала слово чести и никуда бежать не будет. Пришлось ей тоже чуток нашего волшебного напитка в глотку влить. А посему меня постигла незавидная участь – изобразить из себя боевого коня высокородной воительницы. Не пройдет и пяти минут, как зацокотять мои копыта и ты увидишь это душераздирающее зрелище, буквально леденящее кровь. Отбой связи».

«Ну, слава богу», – прошептал я, покидая свое благоухающее убежище и направляясь к вмурованному в каменную толщу железному переплету. Впрочем, вмурованным он казался лишь до того момента, пока кто-либо любопытствующий не попытался бы дернуть его. Даже не изо всех сил, а так – для приличия. Приклеенная хлебным мякишем решетка толщиной в три пальца вылетела бы без малейшего труда.

Пунктуальности Лиса мог бы позавидовать истый англичанин. Я едва успел досчитать до трехсот, как из темноты по ту сторону потаенного лаза послышался чуть слышный свист.

– Эй, Капитан, ты на месте?

– Все в порядке. – Я ухватился руками за ржавые железные прутья и потянул их на себя, освобождая выход.

– Тетку принимай, – проговорил из темноты Лис, поднимая над собой мирно посапывающую Орлеанскую Девственницу.

Я опустился на колени, подставляя ладони под драгоценную ношу. Небольшого росточка, не более пяти футов трех дюймов, хрупкого телосложения, она оказалась еще легче, чем можно было предположить. Разместив даму с максимально возможным комфортом на траве под цветущим кустом, я протянул руку Лису, помогая выбраться из подземелья. Наконец его долговязая фигура ясно обозначилась в предрассветном сумраке.