Борис Лапин: Дайна

Замигал зеленый сигнал приемника; с большой земли вызывали пост. А звука не было. Зеленый сигнал мигал долго и настойчиво. Орлэ беспомощно смотрел на него, стиснув голову руками.

Зеленый огонек кричал. Орлэ был глух.

Выйдя из радиобудки, он зажег свет в комнате Анда и Маумяки. Здесь было все как обычно. На столе Маумяки поблескивала инкрустированная золотом «туземная» флейта. У подушки на постели Анда лежал томик стихов, заложенный карандашом.

Орлэ открыл его там, где был карандаш, прочел:

Орлэ в досаде толкнул книжечку под подушку. Подушка чуть сдвинулась в сторону. На постели Анда, под подушкой, лежала янтарная заколка Дайны.

Дайна, Дайна! Ее глаза — как море, в них не видно ничего.

Наверное, Анд просто подобрал где-нибудь эту заколку…

А может и нет.

«Счастлив непонимающий», — сказал Англ.

Орлэ проснулся на рассвете. Было душно. Серый нагретый воздух наполнил комнату, висел за окном. Дайна разметалась во сне, ее волосы рассыпались, простыня свалилась на пол.

Теперь Дайна еще больше напоминала древнюю Богиню Красоты.

Во сне скрадывалась ее порывистость и угловатость, и она лежала величественная, словно изваянная из розоватого, теплого мрамора. Рот Дайны был полуоткрыт. «И смеется малиновым ртом», — вспомнилось Орлэ.

«Нельзя быть таким, — одернул он себя, — это недостойно человека. Нельзя допустить, чтоб житейские мелочи взяли верх над тобой! Но неужели она ела рыбу?» — все-таки думал он.

Чтобы избавиться от этих назойливых и мелочных чувств, Орлэ принял холодный душ. Постепенно все становилось на свои места. Его ждали дела. Прежде всего он прошел в радиобудку.

Он хотел еще раз осмотреть приемник. Утро вечера мудренее, кто знает, авось удастся что-нибудь сделать. Но едва он настроился на прием, опять торопливо и надрывно замигал зеленый сигнал. Это был экстренный вызов, раз глазок мигал в неурочное время. Большая земля настойчиво хотела говорить с ним.

Значит, случилось что-то важное. Но, еще раз осмотрев разобранные детали, Орлэ окончательно убедился, что он тут бессилен.

У Антла горел свет, старик опять работал всю ночь. Орлэ направился в Обсерваторию. Надо было готовиться к наблюдениям по новой программе. Едва углубившись в схемы, Орлэ забыл о времени, обо всем. Он снова стал самим собой, снова стал служителем Солнца.

…Антл встретил рассвет за необычным занятием. Ночь прошла без сна, но он не написал ни строчки для книги. Всю ночь перебирал он папки старых записей, отыскивал фотокопии статей в научных журналах, вырезки из газет и все, что касалось интересующего его вопроса, бегло просматривал и складывал в отдельную стопку. Нужных материалов набралось немного.

Но к утру картина прояснилась. Он нашел массу подтверждений своим догадкам, и разрозненные мысли последних дней стали складываться в систему.

Антл работал торопливо. Ею не покидало непонятное чувство, что эту работу он непременно должен выполнить до утра.

Материалы, собранные за ночь, касались не медицины. Большей частью это были астрономические статьи, статьи по вопросам «войны без оружия» и древнейших культур планеты.

Едва Орлэ прошел к себе в Обсерваторию — Антл слышал его шаги, — он набил трубку и взял листок бумаги, чтобы записать выводы ночных размышлений. Необходимо было на всякий случай все записать. Он набросал немного. Теперь, записанные на бумагу, эти мысли поразили его самого — настолько были они стройны и страшны в своей неизбежной стройности. Да, это было открытие, но какое открытие! Он с радостью отдал бы всю свою длинную жизнь, лишь бы знать наверняка, что ошибся сегодня. Но ошибки быть не могло. Если бы он догадался об этом раньше…

Уже взошло солнце, когда Антл встал и, распахнув окно, вдохнул свежего воздуха, пахнущего ветром с моря. День обещал быть солнечным.

Сзади, у него за спиной, скрипнула дверь. Он обернулся.

В дверях, держась за косяк, стояла полуодетая Дайна. Лицо ее было бледным, испуганным.

— Антл, мне страшно, — сказала она сдавленным голосом. — Мне по-настоящему страшно.

Антл подошел к ней, обнял за горячие плечи. Тело Дайны сотрясала мелкая дрожь.

— Что с тобой, моя девочка? Что, зеленоглазая?

Он держал ее на коленях, как ребенка, гладил ее растрепанные волосы. Дайна начала успокаиваться, затихла, казалось, задремала. Но едва Антл попытался переложить ее на диван, открыла испуганные воспаленные глаза.