Юлия Латынина - Клеарх и Гераклея

— Да, теперь я вижу, я и в самом деле поступил правильно, послав Оронта; но вот что было вдвойне преступлением — казнь Тирибаза! Тут Артхакшатра повернулся к евнуху и сказал:

— Как мог ты исполнить этот безумный приказ?! Или ты думаешь, что жизнь человека так же легко вернуть, как отнять?

Евнух упал на колени и сказал:

— О царь! Как я мог ослушаться твоего приказа!

— Мало ли что можно приказать в минуту раздражения? Что ты должен: заботиться о моей чести или убивать вернейших моих слуг?!

Тут Расак повалился на землю и заплакал. Дело в том, что, понимая, что Тирибаз ни в чем не виноват, и предвидя раскаяние царя, он укрыл Тирибаза в одном из своих поместий у горы Эльвенд, а присланным показал какого-то другого мертвеца, которого уже исклевали вороны. Итак, Расак повалился на пол и, плача, повторил:

— Великий царь! Я не мог ослушаться тебя.

— Вижу я, — возразил царь, — что и ты, и Оронт, и Мегабиз — все вы задумали извести моих лучших слуг, а затем и меня!

— О царь, — возразил Расак, — не ты ли сам видел сон, угрожающий бедой царству, и не ты ли одобрил старое поверие?

А у персов есть поверие, что беду от царя можно отвести, пожертвовав его слугами.

— Я доверил тебе Тирибаза, — возразил царь, — полагая, что ты не способен на несправедливость! Знаешь ли ты, что кадусии, узнав о смерти Тирибаза, отложились от меня? Кого я пошлю против них? Можешь ли ты мне назвать хоть малейшие доказательства тирибазовой вины?

— О царь! — возразил Расак. — Три дурные вещи заслуживают кары: дурные дела, дурные слова и дурные помыслы. И если не карать за зловредные помыслы, которые он осуществил бы, если бы был в состоянии, то сколь часто придется не казнить подозреваемых, а миловать мятежников!

Артхакшатра. Кто еще, кроме тебя, предатель и негодяй, посмел бы казнить человека по одному подозрению!

— Наказание, — возразил евнух, — у всех народов вменяется в вину потерпевшему, если он первый нанес более тяжкие обиды или же если он проявил неблагоразумие и не берегся ударов судьбы!

Артхакшатра. Клянусь Ахура-Маздой! Я приставлен к этому царству, чтобы люди не убивали друг друга, а убийцы несли наказание, и я поступлю с тобой так же, как ты поступил с Тирибазом!

Тут евнух увидел, что царь действительно расстроен смертью армянина и не накажет его за ослушание, и сказал:

— Прости меня, царь, что я так долго испытывал твое милосердие: Тирибаз жив.

Так, как я уже сказал, и выходит, что при персидском дворе людям независимым уцелеть легче, чем членам гетерий, ведь будь Тирибаз противником Парисатиды, Клеарх и Митрадат не твердили бы царю день и ночь о его достоинствах; а будь Тирибаз ее сторонником, евнух Расак непременно бы его убил.

Клеарх и Митрадат захватили десяток всадников и поскакали в поместье, где Расак держал Тирибаза. Вошли в дом; в доме был сундук, в сундуке начинались ступеньки особого устройства: не туда ступишь, перевернешься и на колья нанижешься. Сошли. Темно, мокро, каменный колодец, вверху кусочек света, а внизу лежит ничком что-то, как рухлядь, и не шевелится.

— Тирибаз, — позвал Митрадат, — царь тебя помиловал и зовет к себе.

Тирибаз перевернулся; глаза его были безумны.

— Прочь от меня, дэв! — закричал он.

Ему ведь часто являлись злые духи — и Митрадат, и Клеарх, и разные рожи, — вот и теперь он принял Клеарха за Клеархова двойника.

На обратном пути Митрадат спросил Клеарха, видел ли он Фарну в гробнице Кира.

— Нет, — ответил Клеарх, — только золотое ложе и пурпурную шкуру. А ты?

— Вот и я, — сказал Митрадат, — не видел сегодня Фарны в гробнице Кира.

Да, все-таки царю хотелось кого-то в этот день казнить, Клеарх отбрехался, и Расак отбрехался; вечером слуга, подавая на стол, опрокинул плошку с медом; царь приказал его намазать этим медом и привязать к дереву с муравьями, так что муравьи целых девять дней ели и мед, и человека.

Клеарх и Митрадат переговорили о невиданном доверии к ним царицы и согласились, что царица взяла с собой тех любимцев, которых было не жалко.

Вскоре Тирибаз оправился; царь осыпал его милостями, Тирибаз был все так же высокомерен с равными и почтителен к царю. Артхакшатра спросил его мнение о Клеархе. Тирибаз, однако, решил думать о собственных грехах, а не о поступках царя и считал, что получил за свои сомнения все, что заслужил. По совету Тирибаза и Парисатиды царь дал Клеарху и Митрадату сорок талантов и послал их во Фригию, чтоб они набрали людей и исправили несправедливость, причиненную Клеарху городом, а когда Клеарх расплакался и попросил не отсылать его, то царь растрогался и подарил денег вдвое больше.