Даниль не краснел и не плакал, поэтому Гена однажды был вынужден дать ему пинка. Помавания руками в воздухе смотрелись так красиво, что Сергиевский ничего не мог с собой поделать.
…Он всё-таки шевельнул пальцами, когда одним махом, сосканировав остаточную физиологическую память Ксе, пересоздал тело нетронутым и живым. И собственным глазам не поверил, увидев, как незримый жилец немедля, с радостью и облегчением возвращается в знакомую плоть…
Так просто.
Так удивительно и торжественно просто.
Д. И. Сергиевский, будущее светило науки, кармахирург-стажёр, аспирант, в одних трусах валялся на разложенном диване в позе морской звезды и разглядывал потолок. По светлым обоям тянулись вверх едва приметные тростниковые стебли. Столы и полки покрывал слой пыли, скопившейся за время хозяйского загула, и перед тем, как со вздохом растянуться на диване, Даниль добрых полчаса рисовал по ней пальцем.
«Я это сделал, — в который раз подумал он, улыбаясь; плотно закрыл глаза и снова открыл, словно от этого что-то вокруг должно было перемениться. — Я сделал. Я крут как Лаунхоффер, в натуре…»
В понедельник прекрасная Римма должна была нести руководительнице материалы для диплома, поэтому в пятницу она волевым усилием прогнала любовника и засела за работу. Субботним утром Данилю было решительно нечего делать, кроме как проникаться сознанием своего величия, чем он с удовольствием и занимался.
«Анька такого не может, — сказал он себе, млея. — Потому и молится на Ящера. А я вот могу».
Перед глазами, как въяве, снова предстали поражённые лица стфари и истерически смеющийся Жень. «Я так и думал! — заявлял божонок, шмыгая носом и растирая ладонью уголки глаз. — Ты же Пса прогнал! Блин, Даниль, почему ты трубку не брал, раньше?!.» Аспиранту не очень хотелось отчитываться, к тому же он вспомнил, как после инцидента в отделе мониторинга собирался сам звонить Ксе — и всё вылетело из головы из-за умопомрачительных титек рыжей… впрочем, после содеянного Даниль считал себя вправе и вовсе не отвечать на неудобные вопросы.
— Не части, — величественно распорядился он, и бог послушно умолк.
Теперь Даниль испытывал слабые угрызения совести от сознания, что на тему его почти уникального опыта следует написать статью по реаниматологии — а лень. «В прямом смысле реанимация, — усмехнулся он. — Возвращение анимы…» Поработал он тогда всё же серьёзно, легко и просто отнюдь не было; треклятые нити сцепки Сергиевский протягивал часа три, а потом ещё пришлось перелопачивать память и восстанавливать функции ауры. Ауралогию Даниль в своё время бесстыдно прогулял всю целиком и сдал чудом — два вопроса списал, а про третий Ворона забыла. Теперь-то аспирант искренне сокрушался о прежней безалаберности; был момент, когда он чуть не запорол всё дело, перепутав сопрягающиеся тяжи. В операционной, среди профессионалов, такие фокусы могли бы стоить ему лицензии… но творить чудеса можно и по-дилетантски.
Даниль хихикнул и через точки вытащил с кухни яблоко.
По крайней мере, он помнил, что после операции на тонком теле, в отличие от операции на физическом, пострадавшего ни в коем случае нельзя оставлять в покое. Хотя бы пару часов не давать спать, вынуждать как-то реагировать на окружающее: вслушиваться в разговоры, отвечать на вопросы, описывать предметы и события, на худой конец — читать вслух. Нормальное функционирование души в сцепке с телом быстрее всего восстанавливается тогда, когда оба задействованы; кроме того, это лучшее средство профилактики патологий.
Всё это пришлось как нельзя кстати: Даниль совмещал полезное с приятным, неторопливо выведывая у Ксе новости.
Шаман… то есть жрец поверг его в изрядный шок, сообщив о перемене своего амплуа. Счастливый Жень вертелся вокруг них, как щенок возле хозяев, и на тот же манер заглядывал в глаза.
— Жень, не мельтеши, — укоризненно сказал верховный жрец, и тот мигом плюхнулся на пол у постели Ксе, замер, точно аршин проглотив, даже моргнуть боясь.
— Да ладно! — весело вступился Даниль. — Тебе сейчас всё равно полезно наблюдать какую-нибудь кипучую деятельность. Вот он и… того: кипит и деет.
Ксе засмеялся — и болезненно поморщился, дотронувшись до виска.
«Косорукий идиот, — обозвал себя Даниль, выправляя неплотно подсоединённую нить. — Сила есть — уметь не надо…» Он старательно загонял поглубже постыдную радость от того, что никто не может оценить качество его работы, но та всё равно вылезала и стыдила ещё горше.
Читать дальше