Олег Серегин - Хирургическое вмешательство

И замер с открытым ртом.

Божонок, сидевший на полу рядом с телом, поднял безумные покрасневшие глаза; щёки его были мокрыми от слёз, но распахнутые зрачки были сухими, лихорадочно-чёрными.

— Здравствуй, Даниль… — уронил Менгра. — Не думал, что…

Он оборвал фразу; Сергиевский так и не узнал, о чём не думал кузнец, он его и вовсе не слышал, потому что, проследовав за направлением взгляда Женя, обернулся и увидел Ксе.

— Опаньки… — ошарашенно прошептал аспирант.

Тот стоял, никого не видя, и, казалось, слабо пошатывался, не в силах решить — то ли сохранять в посмертии форму утраченного тела, то ли успокоиться и забыть о нём. Душа Ксе несла на себе отпечатки странных повреждений, Даниль не знал, что могло стать их причиной, но всё же с облегчением понял, что они поверхностны и не затрагивают основные органы.

А потом он понял, что Ксе мёртв.

Осознание этого как-то запоздало — в первый миг профессионал взял в Даниле верх над человеком. Кармахирург принялся за визуальную диагностику тонкого тела умершего, не подумав о живых, раздавленных горем. Даниль поёжился; он почти ужаснулся себе, снова вспомнив, что не хотел становиться Ящером, но вслед за этим цепочка рассуждений извернулась змеёй, и от обыкновений Эрика Юрьевича скользнула в неожиданную сторону, подарив аспиранту мысль — светлую, злую и дерзкую.

Раздумывать было некогда.

Лицо Даниля озарилось странным весельем.

Он выпрямился, сунул руки в карманы и приказал:

— Назад!

Жень вздрогнул, непонимающе захлопав ресницами. Менгра уставился на Даниля почти с ужасом.

Аспирант не первый раз видел души, только что покинувшие тела. Промежуточные смерти — это величайшие потрясения, которые испытывает человек, но психологический механизм шока действует одинаково и у живых, и у мёртвых. Смена режима существования затормаживает мышление, выключает большую часть структур памяти; поведение недавно умершего жёстко детерминировано и диктуется своеобразными инстинктами тонкого тела. Сейчас Ксе должен был привыкать к новому образу — амёбовидной форме свободной души, но что-то его не устраивало. Снова и снова душа пыталась принять старую форму.

Он помнил.

И не хотел уходить.

— Ксе, — властно сказал Даниль, — вернись.

Менгра-Ргет медленно поднялся со стула; Сергиевский не обернулся.

— Он мёртв! — сказал Менгра яростно. — Он уже час как мёртв!

Аспирант глянул на него через плечо, и стфари отшатнулся, спав с лица.

— Ящер может, — со страшной усмешкой ответил Даниль, — а я почему не могу?

Он сосредоточился и начал раскрывать свои энергетические центры; в действительности Сергиевский не предполагал, что для операции потребуется много силы — пересоздание плоти для него было вполне рядовым действием, заменять органы тонкого тела здесь не требовалось, а восстановление нитей сцепки — занятие скучное и муторное, но совсем не трудное. Он не знал только одного — как развернуть вспять субъективное время души, преодолеть её инстинкты и уверить, что брошенное тело пригодно для жизни.

Идей на этот счёт не имелось.

То есть имелась — одна; но такая, что её и идеей-то считать было стыдно.

— Назад! — рявкнул Даниль.

Лицо Ксе чётче обрисовалось из смутных колеблющихся теней; он смотрел тихим удивлённым взглядом.

Обычный человек ничего не понял бы и не услышал, но Ксе был тренированный контактёр, он сохранял остатки сознания; к ним-то и обращался Даниль, не убедить надеясь душу, оглоушённую недавней смертью, а попросту — напугать.

— Я сказал — назад!

Он не считал и не сравнивал, но концентрация его энергии сейчас была вполне сравнима с лаунхофферской, накал силы преодолевал границу между тонким и плотным планом, и смутная, размытая светом фигура Даниля жутко сверкала. Ксе сейчас должен был видеть только «светлый тоннель»; но по этому тоннелю навстречу ему двигалось нечто ужасное.

Даниль сделал шаг вперёд.

И Ксе отступил.

Шаг за шагом он отступал, страшась надвигающегося ослепительного сияния, которое палило глаза, наваливалось мучительным жаром на беспомощную душу, лишённую защиты грубого тела, вынуждая искать убежища, любого убежища, где угодно и как угодно, и в повреждённом теле он искал бы его, но за полтора часа оно утратило всякую возможность поддержания жизни, отличной от жизни пожирателей мёртвой плоти…

Руководитель практики матерщинник Гена всякий раз выходил из себя и начинал страшно ругаться, когда подопечные студенты пытались, проделывая какие-либо манипуляции в тонком плане, помогать себе движениями физического тела. Скорость прохождения сигнала в нервной системе намного ниже, чем в энергопроводящей структуре души, и разнообразные магические пассы элементарно тормозят дело. «Не дышать, не моргать, пальцами не шевелить!» — истошно орал Гена и матерился так, что девушки краснели и плакали.