Брайан Олдисс - Теплица

Никто не проронил ни звука, пока долгоног наконец не пошевелился, задавшись только ему одному ведомой целью.

Грен ощутил передавшийся ему от сморчка всплеск возбуждения, волны восторга, когда длинноногое порождение растительного мира сделало первый шаг. Одну за другой, долгоног переставил каждую из своих тонких конечностей. Постоял, удерживая шаткое равновесие. Шагнул снова. Остановился. Затем вновь задвигался, на сей раз уже не колеблясь понапрасну. Долгоног медленно зашагал прочь от обрыва, через весь островок, к полого спускавшемуся к воде пляжу, по которому прошли уже многие из его собратьев, — туда, где океанское течение было наименее сильным. «Красота» летела над ним.

Не остановившись на берегу, долгоног зашел в море. Вскоре все шесть его ног почти полностью скрылись под водой и море подступило к его семенным коробочкам со всех сторон.

— Чудесно! — воскликнул Грен. — Наконец-то мы вырвались с этого ненавистного острова!

— Этот остров ничем нас не обидел. Там у нас не было врагов, — ответила Яттмур. — Ты и сам говорил, что хотел там остаться.

— Мы не могли оставаться там вечно. — Грен презрительно бросил ей ту же подачку, которой прежде кормил людей-толстячков.

— Твой волшебный гриб слишком говорлив. Он думает только о том, как извлечь из всего выгоду, — он использует этих толстяков, тебя и меня, долгоногов. Но долгоноги выросли на этом острове не для него. Они приплыли туда еще до нас. Они росли там ради себя самих, Грен. А теперь они не станут выбираться на берег ради нас — если они и взойдут на материк, то только ради себя самих. Мы оседлали одного и решили, что мы такие умные, — но умны ли мы? Эти бедняжки, люди-толстячки, они тоже называют себя умными, но мы-то ясно видим: они глуповаты. Что, если мы столь же глупы?

Грен еще не слышал, чтобы Яттмур говорила такое. Он уставился на нее, не зная, что ответить, пока раздражение не подсказало ему нужные слова:

— Ты возненавидела меня, Яттмур, иначе бы ты так со мной не говорила. Разве я сделал тебе больно? Разве я не защищал, не любил тебя? Мы знаем, что люди-толстячки глупы, и мы отличаемся от них, — следовательно, сами мы не можем быть глупыми. Ты говоришь все это лишь для того, чтобы побольнее уколоть меня.

Яттмур не услышала никчемных доводов Грена. Она продолжала говорить — так спокойно, словно он вообще не открывал рта:

— Мы едем на этом долгоноге, но мы не представляем, куда он спешит. Мы перепутали его стремления с нашими собственными.

— Разумеется, он спешит выбраться на материк, — с досадой сказал Грен.

— Разве? Почему бы тебе не быть повнимательнее?

Яттмур показала рукой на море, и Грен обернулся.

Невдалеке ясно виднелся материк. Поначалу долгоног шел прямо к нему, но затем вступил в зону спешащего мимо течения и зашагал ему навстречу, параллельно берегу. Грен довольно долго вглядывался вниз, но вскоре отрицать происходящее стало невозможно.

— Ну, теперь ты довольна! — прошипел он.

Яттмур не ответила. Свесившись с коробочки, она опустила в воду ладонь и тут же вытащила ее. Некогда теплое течение прибило их к островку. Теперь же долгоног шагал, погрузив длинные ноги в студеный поток, — он спешил к источнику и не собирался сворачивать. Какая-то часть этого холода пробралась в самое сердце Яттмур.

Мимо бежала покрытая ледяной крошкой вода, тащившая на себе айсберги. Долгоног продолжал вышагивать, не уклоняясь с только ему ведомого пути. Однажды его коробочка с семенами наполовину погрузилась в воду и пятеро пассажиров долгонога вымокли до нитки, но даже и тогда он не сбился с шага.

Долгоног шествовал не в одиночку. К нему примкнули собратья с других островков у побережья — и все они шагали в одну сторону. Настало время их очередной миграции, и они спешили к неведомым лугам, ждавшим их семени. Некоторые из них опрокидывались и ломались от столкновения с айсбергами; остальные продолжали идти.

Время от времени у людей на их высоком импровизированном плоту появлялась компания — толстые трубчатые ползучки, каких они уже видели на острове. Серые от холода, их клубни-ладони выдергивали себя из воды, нащупывая местечко потеплее, торопливо перебегая из одного укромного уголка в другой. Одна ползучка вскарабкалась Грену на плечи, и тот с отвращением забросил ее далеко в море.

Люди-толстячки мало обращали внимания на ползавших по ним шестипалых гостей. Грен взял на себя раздачу пищи, едва сообразив, что они не сразу выберутся на берег, как он рассчитывал, — и толстячки погрузились в апатию. Пронимавший до костей холод также не мог расшевелить их. Казалось, солнце вот-вот нырнет в море, а леденящий ветер практически не стихал. Как-то раз с черного неба посыпался град, который едва не содрал кожу с беззащитных людей, сидевших на долгоноге.