Алексей Корепанов - Охотники неземные

Отлепить руки от лица и перестать раскачиваться на диване. Повторить твердо: "Здравствуй".

- Здравствуй.

В ответ - неуверенный кивок.

Солнце - сквозь голое окно, отскакивая от стекол книжного шкафа прямо в глаза. Слепит, режет... Встать, пройти мимо нее, задернуть штору.

Почти полумрак. Белели одежды и нежное лицо. Вернуться на диван и быть готовым ко всему.

- Благодарю...

Негромко - из кресла...

И воструби вдруг первый Ангел, и сделайся внезапно град и огонь, смешанные с кровью, и вплыви в комнату пение сирен, стоившее жизни Одиссеевым спутникам, и прогреми за окном взрыв, подобный Тунгусскому диву, и грянь с неба вопль эскадрильи реактивных бомбардировщиков, и прозвучи из-за синевы голос иных миров - не испытать такого потрясения, как при звуке этого чуть приглушенного... и все же почти невесомого... мягкого... Почти обыкновенного.

Где комната? Утренняя равнина лежала вокруг стен осажденной Ветилуи, и под серым сводом небес нехотя поводили крыльями большие сонные птицы, и за плечами молодой, легкой на ногу служанки качался мешок - и моталось в мешке что-то, очертаниями похожее на капустный кочан, и глухо ударялось о молодое тело пониже спины...

И в конце концов - в кресле, совсем рядом - Воплощенная Мечта.

- Как ты?..

Он не решился произнести: "ожила" - у него просто губы вышли из повиновения.

И теплый милый голос - сжаться, еще раз услышав...

- Нога... Плечи... Рука... Тяжелое в руке... Что-то холодное под ногой... Что-то...

Говорила - с трудом, словно подбирала неведомые ей до этого слова.

- Потом трава... Голубая трава... Земля...

Трепетал, трепетал в комнате голос - все тише, тише.

- Земля... - Еще раз, шепотом - и молчание. Уронила руки, застыла.

Вот, вот... оно... Поворот. И дороги - налево и направо. Вот где, вот когда, двадцать лет...

Что дальше? Что?.. Что делать с мечтой, если она сбывается? Плакать или смеяться от счастья? Построить добротный железобетонный дворец и поселить ее там? Искать другую мечту? Уйти?..

Открыла глаза - и смотрит, спокойно, задумчиво. Что?.. Есть, нашлось!

- Вы... Ты... Может, ты голодная?

В ответ - неуверенная улыбка.

- Сейчас! Мигом!

Вскочить с дивана - на кухню. Громыхал дверцей холодильника, стучал сковородкой, ронял спички, суетливо разбивал полдюжины яиц, искал соль, опрокидывал солонку, кромсал ножом хлеб, а в голове, обреченно - стук неведомых мировых часов, словно кто-то в панике - молотом по рельсу: "Бух бу-ух... Бух..."

Сесть у окна, лицом в стекло. Сообразить, привести в порядок...

Пахло горелым. Рванулся с табурета, выключил газ - обугленные останки яичницы. А когда повернулся - у кухонной двери стояла она. Улыбалась полупечально.

- Вот... Сгорела, проклятая...

И - молчание, неловкое, удручающее. Увидел ее босые ноги, всполошился.

- Что же ты босиком-то? Сейчас тапочки...

И осекся под печальным взглядом, и застыл посреди кухни, а на сковородке что-то еще продолжало потрескивать.

Едва заметно вздохнула, и медленно - по коридору, к комнате. Опять защемило внутри. Обернулась на мгновение, посмотрела. Улыбнулась - нежно и сожалеюще. Исчезла в комнате.

Неспешно пробирались чащобой Броселиандской рыцари в поисках святого Грааля, мерно покачиваясь на спинах могучих коней. Тащились пыльными дорогами оборванцы, держа путь в страну Эльдорадо. Искали Шамбалу изнуренные зноем и жаждой путники... Стремились к мечте.

Долго стоял посреди кухни, прислушивался. Потом побрел в прихожую, заглянул в комнату - что-то там у стены, какая-то картина - голубое и белое, женщина с мечом - Родина-мать, что ли? - шлем космонавта или мотогонщика. Мудрил приятель.

Запер дверь, ключ под коврик - и пошел. Нет ли пивка в гастрономе?

И вновь - ровный свет со всех сторон. Не было вокруг никого и ничего.

Значит, вот где поворот...

"Да. Именно там. Отрекся от своих желаний, от мечты, от творчества. Перестал в тот миг быть творцом, именно тогда, понимаешь? Я ведь дал тебе тогда шанс, воплотил твою мечту. А ты... Где теперь та рукопись? Хранишь?"

"Не помню. Наверное, где-нибудь... или... Не знаю..."

"Отрекся - и забыл. Так удобней. Ты ведь сознательно все забыл".

"Но я ведь... Я... Целыми днями... Это что - не творчество?"

Художник засмеялся.

"Почему я не вижу тебя? Где мы?"

"По-другому здесь не получается. Предбанник. И срок встречи, к сожалению, почти истек. Тут ничего не поделать. Ты все-таки вспомнил остальное зависит только от тебя. Хочу верить... впрочем, нет... Пора прощаться".

Голос Художника - все слабее, тускнел ровный свет, медленно, как театральная люстра... Голос все слабее, словно уходил, уходил Художник и забирал с собой свет...