Лоис Буджолд - Танец отражений

– Я… не поняла кое-что из увиденного.

– Хочешь, чтобы я тебе объяснил?

– Нет.

– Вот и хорошо.

– Могу понять, почему ты захотел их уничтожить. Вырванные из контекста… они могли бы стать ужасающим инструментом шантажа. Если хочешь, чтобы я поклялась хранить тайну, я дам любое обещание.

– Не поэтому. Я ничего не намереваюсь хранить в секрете. Никто и никогда не получит рычага воздействия на меня. Никогда не будет дергать за мои тайные ниточки. В общих чертах можешь рассказать об этом хоть всей галактике, мне наплевать. Но… если бы СБ получила эти материалы, они в конце концов оказались бы в руках Иллиана. А он не сумел бы утаить их от графа или графини – хотя, не сомневаюсь, попытался бы. Или, в конечном счете, от Майлза. Можешь себе представить, как эту дрянь смотрят граф, графиня или Майлз?

Она втянула воздух сквозь зубы. – Начинаю понимать.

– Подумай над этим. Я подумал.

– Лейтенант Айверсон был в ярости, когда вломился туда и обнаружил оплавленные картриджи. Он собирается подать протест по своим каналам.

– Пусть его. Если СБ выразит протест по поводу меня или моих людей, я выставлю свой – против них. Например, где они к чертовой матери были последние пять дней? Я без жалости и угрызений совести востребую этот долг с кого угодно, вплоть до Иллиана. Только пусть перейдут мне дорогу, и… – его враждебное бормотание смолкло.

Лицо Елены было зеленовато-бледным. – Мне… так жаль, Марк. – Она нерешительно коснулась его руки.

Он крепко вцепился в ее запястье. Ноздри Елены раздувались, но она даже не поморщилась. Он сел прямее; точнее, попытался сесть. – Да как ты смеешь меня жалеть! Я победил . Прибереги свое сочувствие для барона Риоваля, если тебе надо. Я его сделал. Одурачил. Побил в его же собственной игре, на его поле. Я не позволю тебе обратить мою победу в поражение ради твоих чертовых… эмоций. – Он выпустил ее руку. Она потерла запястье, спокойно на него глядя. – Вот в чем вопрос. Я могу избавиться от Риоваля, если мне дадут это сделать. Но если они будут слишком много знать – если у них будут эти чертовы записи, – они никогда смогут оставить это дело в покое. Чувство вины возвращало бы их к этому снова и снова, а они заставляли бы возвращаться меня . Не хочу, чтобы меня вынудили всю оставшуюся жизнь сражаться с Риовалем у себя – или у них – в голове. Он мертв, я жив, и хватит на этом.

Он замолк, потом фыркнул. – Согласись, для Майлза это было бы особенно скверно.

– О да, – согласно выдохнула Ботари-Джезек.

Снаружи поднимался дендарийский пассажирский катер, пилотируемый сержантом Таурой – первая порция Дюрон направлялась на орбиту на яхту Марка. Он помолчал, следя за катером, пока тот не исчез в вышине. «Да. Вперед, вперед, вперед! Прочь из этой дыры – вы и я, мы все клоны. Навсегда. Идите и станьте просто людьми, если сможете. Если я смогу.»

Ботари-Джезек оглянулась на него и произнесла: – Они настоят на медицинском обследовании, ты же знаешь.

– Ага, кое-что они увидят. Я не смогу скрыть побои и, бог свидетель, насильственное кормление – тоже… – как это по-твоему, гротеск?

Она кивнула, сглотнув. – Я думала, ты собирался… нет, не важно.

– Верно. Я же говорил тебе не смотреть. Но чем дольше я сумею избежать осмотра квалифицированным СБшным врачом, тем более неопределенно смогу говорить об остальном.

– Тебе точно нужно подлечиться.

– Лилия Дюрона проделала прекрасную работу. И по моей просьбе единственная медицинская запись об этом осталась у нее в голове. Я смогу уклониться.

– Не пытайся избежать лечения вообще, – посоветовала Ботари-Джезек. – Графиня это обнаружит, даже если всех остальных тебе удастся провести. И еще: я не верю, что тебе не требуется… чего-то большего. И не физически.

– Ох, Елена. Если я что и узнал за последнюю неделю – так это то, насколько все у меня в мозгу перепутано сверху донизу. Худшим из всего, что я повстречал в подвале Риоваля, было чудовище в зеркале: психологическом зеркале барона. Мое ручное чудовище о четырех головах. Доказавшее, что оно пострашнее самого Риоваля. Сильнее. Быстрее. Коварнее. – Он прикусил язык, прежде чем сказал слишком много – прежде чем это прозвучало так, словно он балансриует на грани слабоумия. Он подозревал, что скорее балансирует на грани нормальности, идя к нему долгим кружным путем. Трудным путем. – Я знаю, что делаю. На каком-то уровне я точно знаю, что именно делаю.

– На паре записей… мне показалось, что ты обманывал Риоваля, симулируя расщепление личности. Разговаривал сам с собой…?