Владимир Моисеев: Будем жестокими

Я поступил, как считал нужным - покинул лабораторию, отказавшись заниматься "промышленными приложениями" под присмотром людей в форме. Это сейчас легко сказать - покинул лабораторию - а тогда это называлось по-другому - срыв правительственных мероприятий, имеющих важное оборонное значение. Это была не шутка - две тысячи разгневанных специалистов. Впрочем, на обороноспособности страны демарш научников никак не отразился, многие вернулись, когда на них чуть-чуть поднажали, да и способная молодежь не подвела, с честью справившись с поставленными задачами. И я был этому искренне рад, так как всегда считал себя патриотом. Однако, когда я обнаружил свое имя в черном списке, мне стало не до благородных обобщений. Хорошенькое было времечко, нечего сказать. Не знаю, что бы я сейчас делал, если бы тот мордастенький не тиснул мои рассказики в своем порноальманахе.

Ворошить старое Полю не хотелось. Что было, то было...

"Все. Точка." - приказал он себе и отправился в буфетную подкрепить душевное равновесие порцией джина. Так что, когда объявили о доставке багажа, Поль уже немного успокоился.

Ему даже захотелось написать смешной рассказ о парне, которому однажды настолько обрыдли любимая работа, верные друзья и общепринятые правила поведения, что он решил уехать в самый наираспоследнейший городок на свете и начать там свою жизнь заново, основываясь на системе моральных установлений, совестливости, вселенском добре и помощи людям. Где-то в пивной ему удалось выяснить, что таким наираспоследнейшим городком на свете является некий Яя, расположенный то ли в труднодоступном районе джунглей, то ли на краю действующего вулкана. Фантастически глухая дыра с пивоваренным заводиком и спичечной фабрикой. Парень распродает по дешевке свое имущество и первым самолетом летит в Яю. Прилетает, смотрит действительно, спичечная фабрика и пивоваренный заводик. Он утром и повесился...

А потом, уже на стоянке такси, у Поля случился приступ черной меланхолии. Надо сказать, очень неприятное и болезненное состояние.

Тоска по простому человеческому общению, жажда сострадания, желание быть нужным и полезным, заинтересовать кого-нибудь, все равно чем - бедой, радостью, цирковым номером, все равно чем. Поль даже глаза зажмурил, так ему стало одиноко. Хотелось одного - провести сегодняшний вечер с друзьями, и пусть не будет ни капли спиртного, черт с ним, главное, чтобы можно было не следить за своими словами и говорить безответственные глупости, и ежеминутно попадать впросак, или просто помолчать, только пусть кто-нибудь будет рядом, и не выставляться, хотя бы сегодня, этаким мастером слова, доморощенным хранителем эмоционального откровения нашего времени. Ну неужели я требую слишком многого? Или мне надо обязательно подохнуть сначала, чтобы заслужить простое человеческое понимание!

Полю стало очень жаль себя, еще бы, никто его не понимает, никто не любит, но он сразу забыл обо всем, потому что из толпы, как по команде театрального распорядителя, появился улыбающийся Федор Лагранж, хороший товарищ Поля еще по лицею. Вообще-то, таких совпадений не бывает, но Поль мало и интересовался в этот момент причинно-следственной связью событий. Он просто очень обрадовался.

Дружок ты мой дорогой, как ты вовремя, думал он растрогано, пока Федор, как всегда подробно, рассказывал о своих обстоятельствах. По его рассказам выходило, что второго такого весельчака, как он, днем с огнем не отыщешь. Ух, уж он повеселился, ух, потешился. Впрочем, его повествование носило отрывочный характер и страдало некоторой отвлеченностью, вызванной соображениями неразглашения.

Поль оттаял. Кто-то сказал, что настоящие друзья бывают только в детстве. Наверное, это так и есть.

- Как делишки на службе? - спросил Поль, стараясь сохранить по возможности серьезный вид. Это была традиционная шутка. Федор никогда не отвечал на вопросы, хотя бы косвенно связанные с его работой, более того, он никогда не мог уразуметь, что кто-то кроме его непосредственного начальника может интересоваться тематикой учреждения. Поэтому его реакция на этот вопрос всегда была стандартна - он обижался, что, впрочем, и требовалось. Поль очень любил смотреть, как медленно надуваются от обиды щеки Федора.

- Не пора ли тебе стать серьезней, - укоризненно сказал Федор. - Есть вещи, которые не терпят зубоскальства.

- Конечно, ты прав! Я столько думал об этом. И понял, что это не прихоть, не игра, серьезность мне еще очень даже пригодится. Пока не все получается, но я стараюсь работать над собой. Трудно, но что сделаешь! А результаты уже есть, например, я решил подать в Секретариат прошение о присуждении мне второй формы допуска.

Читать дальше