Но она не собиралась это делать. Пятьдесят седьмая — когда она говорит понятно, то предпочитает, чтобы ее называли Генриеттой, — бормотала о рослых рыжеволосых и об измене Арнольда с Дорис. Кто бы они ни были. «Мы могли бы быть героями, — всхлипнула она, — и получить десять миллионов, может, и больше. Кто знает, сколько заплатили бы за двигатель? Но они продолжали уединяться в шлюпке и… кто тут?»
— Я Вэн, — сказал мальчик, ободрительно улыбаясь, хотя не был уверен, что она его видит. Казалось, у нее начинается один из периодов ясности. Обычно она не понимает, что он с ней разговаривает. — Пожалуйста, продолжай говорить.
Наступила долгая пауза, затем: «ТПС 1199, — сказала она. — Стрелец А Запад».
Вэн вежливо ждал. Еще одна долгая пауза, потом она сказала: «Его совсем не интересовало движение. Все его движения были к Дорис. Вполовину его моложе! И мозг как у репы. Она никогда не попала бы в экипаж…»
Вэн помотал головой, как жабомордый Древний. «Ты очень скучная», — сказал он строго и выключил ее. Подумал и набрал номер 14, профессора.
— … хотя Элиот еще учился в Гарварде, воображение у него было как у взрослого. И он был гений. «Я был бы острыми клешнями…» Самоунижение человека толпы, доведенное до символических пределов. Каким он видит себя? Всего лишь ракообразным. Даже не ракообразным, а символом ракообразного — клешнями. И притом острыми. А в следующей строке мы видим…
Вэн плюнул на панель и отключился; вся стена была испачкана знаками его неудовольствия. Ему нравится, когда док цитирует поэзию, но не когда он говорит о ней. С такими сумасшедшими, как четырнадцатый или пятьдесят седьмая, никогда не знаешь, чего ждать. Они редко отвечают, и ответ почти никогда не соотносится с вопросом, и их приходится либо слушать, либо выключать.
Пора идти, но он решил попытаться еще раз; единственный с трехзначным номером, его личный друг Крошечный Джим. «Привет, Вэн. — Голос звучал печально. Он звенел в мозгу, как неожиданная дрожь страха, которую он ощущает при виде Древних. — Это ты, Вэн?»
— Какой глупый вопрос. А кто еще может быть?
— Никогда не перестаешь надеяться, Вэн. — Наступила пауза, потом Крошечный Джим неожиданно захихикал: — Я тебе рассказывал о священниках, раввине и дервише, у которых кончилась пища на планете из свинины?
— Да, Крошечный Джим: к тому же мне не хочется слушать анекдоты.
Невидимый микрофон погудел, потом Мертвец сказал: «Все то же, Вэн? Опять хочешь говорить о сексе?»
Мальчик сохранил независимое выражение, но почувствовал знакомое напряжение внизу живота. «Пожалуй, Крошечный Джим».
— Ты настоящий дикий жеребец для твоего возраста, Вэн, — сказал Мертвец. Потом: — Я тебе расскажу, как меня чуть не упекли за сексуальное оскорбление. Горячо было, как в аду. Я ехал на поздней электричке к парку Розель, и вошла девушка, села напротив меня, задрала ноги и стала обмахиваться юбкой. Что мне оставалось делать? Я смотрел. А она продолжала это делать, а я продолжал смотреть, а она пожаловалась проводнику, и тот высадил меня из поезда. А знаешь, что в этом забавно?
Вэн был очарован. «Нет, Крошечный Джим», — выдохнул он.
— Забавно, что я перед этим опоздал на свой обычный поезд. Мне пришлось убивать время в городе, и я пошел на порнофильм. Два часа, Боже, в любой позе, какую только можно представить. Больше можно увидеть только в проктоскоп. Так почему же я смотрел на эту девчонку и ее белые трусики? Но самого забавного ты еще не знаешь.
— Не знаю, Крошечный Джим.
— Она оказалась права! Я смотрел. Перед этим я видел сотни грудей и промежностей, но не мог оторвать от нее глаз! Но это еще не самое забавное. Хочешь, я тебе скажу, что было забавнее всего?
— Скажи, пожалуйста, Крошечный Джим.
— Она сошла с поезда со мной. И отвела меня к себе домой, и мы занимались этим всю ночь, парень, снова и снова. Никак не могу вспомнить ее имени. Ну, что скажешь, Вэн?
— Это правда, Крошечный Джим?
Пауза. «А. Нет. Ты все делаешь неинтересным».
Вэн строго сказал: «Мне не нужны вымышленные истории, Крошечный Джим. Мне нужны факты. — Вэн рассердился и даже хотел выключить Мертвеца, чтобы наказать его, но не был уверен, кого он при этом накажет. — Я бы хотел, чтобы ты был хорошим, Крошечный Джим», — начал он льстивым голосом.
— Ну, что ж… — Бестелесный мозг что-то шептал и щелкал какое-то время, сортируя свои разговорные цепи. Потом сказал: — Хочешь знать, почему селезни насилуют своих самок?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу