"Сальери Антонин Иваныч померли только что под Москвой, хорошо, что не под забором; причина смерти неизвестна, но все равно, хоронить надо."
"А может, не надо?.. - трусливо думает Экс-Моцарт. - Может, он как-нибудь сам... без нас?.."
"Дурак! - отвечает Лже-Моцарт, подставляя граненый стакан под тульский самовар. - Похороны Антонина Иваныча нам никак нельзя выпускать из рук. Когда мы еще такой труп найдем? Похороны Сальери будут почище любой презентации. Давай, вспоминай, кого мы хоронили за счет Союза Композиторов?"
"Дай бог памяти... В тридцатых годах хоронили Берлиоза Михаила Александровича. В восьмидесятых - Скрябина Вячеслава Михайловича... Вот и все, пожалуй."
"Вот видишь! Какие композиторы были! Одна партитура оратории Скрябина-Риббентропа чего стоит! Будешь хоронить. С помпой! Денег не жалей! Найди Людвига, Франца и Ференца, пусть гроб несут. Вообще, займись тут..."
"А ты?" - уныло спрашивает Экс-Моцарт.
"А мне вызови такси в Шереметьево-два прямо к трапу самолета в Веймар."
"Опять бросаешь меня одного?.. Обещал с понедельника засесть за "Реквием"!
"Фигаро тут..." - многозначительно произносит Лже-Моцарт.
"Фигаро там..." - печально вздыхает Экс-Моцарт и подставляет под самовар второй стакан.
3
Значит так.
Лже-Моцарт будто что-то почувствовал - бросил Экс-Моцарта на произвол судьбы и умчался на такси в Шереметьево-два, а оттуда последним самолетом в Веймар к Иогану Баху отмывать грязные миллионы, которые давно уже вышли за рамки портрета Чайковского, но наивный Иоган Себастьянович о том ничего не знает.
Наступает ночь. Над Москвой пролетает последний самолет на Веймар. Экс-Моцарт сидит один-одинешенек за роялем Петра Ильича и вместо "Реквиема" сочиняет список похоронной комиссии под своим председательством. Бетховена и Шуберта с Листом нигде не могут найти, а пока в комиссию входят: композитор Шнурке, альтист Данилов, вокально-инструментальный ансамбль "Человек-невидимка", писатель Таракан-Камчадальский, художник Афонарелов, член ПЕН-клуба Кнут Пряниксонн, ткачиха Кондрюкова, повариха Белозубкина, бывший Первый секретарь обкома профсоюзов Медылов, эстонец Эдваард Коммиссаар, и многие другие нужные люди.
"Надо бы кого-нибудь из ЦК КПСС и правительства пригласить, размышляет Экс-Моцарт. - Например, Шарфика Фуршанова, он хорошо плов готовит... Но все сейчас в отпусках, ладно уж, обойдемся."
У Экс-Моцарта забот полон рот - надо некролог сочинять от группы товарищей, пристраивать его в "Правду", заказывать Оркестр Большого Театра или "Виртуозов Москвы" (захотят ли виртуозы хоронить Сальери - это еще вопрос), воинский салют (Сальери у нас был генерал-капельмейстером), место на каком-нибудь Престижном кладбище и все прочее, связанное с мероприятием похорон крупного общественного деятеля.
"А поминки?" - спросит иной нетерпеливый балетоман.
И поминки, а как же! С этим малоприятным мероприятием дела обстоят полегче: река шампанского, заготовленная для презентации пойдет на поминки, а голые девочки ради этого дела перекрасятся в траурный черный цвет.
Но где же Бетховен, Шуберт, Лист? Неужто забыли своего первого учителя?
Не в том дело. Бетховену как всегда не везет - он сейчас лежит в клинике Федорова, недавно омоновцы случайно выбили ему глаз при разгоне демонстрации половых меньшинств, куда Бетховен по рассеянности затесался, переходя Цветной бульвар в неположенном месте и отыгрывая в уме концовку своей 7-й симфонии: "трам-пам-па-пам, турам-тарам-тара-ра-рам-рам-пам, па-рам-та-ри-ра-ри-ра-та-рам..."
И получил в глаз.
А Шуберт с Листом подрядились на Казанском вокзале разгружать вагон с рулонами нотной бумаги, которую Лже-Моцарт уже успел пригнать из Веймара по накладной под видом гуманитарной помощи от Иогана Баха, чтобы загнать ее (нотную бумагу) как обои на черном рынке, о чем Иоган Себастьянович, понятно, ни сном, ни духом.
Короче, ночь.
Но уже близится утро. Наступает долгожданная предрассветная тишина. Покинутый Лже-Моцартом Экс-Моцарт сидит за роялем Чайковского и думает о своем: цены, зарплата, жизнь коротка, а он чем занимается?.. Пишет буквами на нотной бумаге некролог Сальери: "смерть вырвала из наших рядов..."
"Нотами надо! Нотами надо некролог писать!" - вдруг осеняет Экс-Моцарта.
Листок с некрологом летит на пол. Экс-Моцарт открывает "Стейнвей Д" и неуверенно берет первый аккорд "Реквиема": трам-таа-та-та-там-па-ра-рам... Потом второй: пам-пам-тари-та-там-три-та-там... Третий: трум-турум-туру-ру-рум...
Читать дальше