Нина Пунтус - Город дождя

– Нет, у меня тоже есть более важные дела, – ответил Ветер и, помолчав немного, добавил. – Когда-то твой разум сказал тебе: “Если действительность такова – к чёрту такую реальность!” Так вот, будь уверена – здесь выкинуть что-нибудь подобное не получится.

В его космически-чёрных глазах сверкал хладнокровный лёд, как и в первый день нашей встречи. Я поймала в воздухе летевший листик клёна. В моей руке он, маленький и вишнёвокрасный, выглядел таким беспомощным, таким живым, как чьё-то пульсирующее оголённое сердце.

– Плохой из тебя помощник, – вздохнула я. – Для чего ты тогда вообще приехал?

Его взгляд упал на подаренную мне камею, и он чему-то улыбнулся про себя.

– Хотел выступить в роли доброй тётушки-феи и подготовить тебя к сегодняшнему балу, но раз ты не собираешься идти туда, то, думаю, мне пора.

Ударив ногой по педали, он завёл мотоцикл.

– Постой! – я подбежала и схватила его за руку. – Мне так важно быть там? Почему?

– Я не говорил, что это важно, – ответил он. – Возможно, тебе и не стоит там появляться.

Были в его глазах и ещё какие-то слова, но он их не произнёс. Что он хотел сказать всем этим? Если я раньше находила поведение и намёки Ветра странными, то за последнее время вообще перестала его понимать. Теперь мне самой предстоит решать, идти ли на центральную площадь, или сделать, как я планировала. Предстоящее решение пугает меня, однако я сама точно не понимаю, чего боюсь. Интересно, как Ветер себе это представлял? Я прихожу на площадь в разгар дьявольской бойни, одним лёгким жестом призываю всех к тишине, с жаром читаю пафосную назидательную проповедь и вуаля – вампиры, расчувствовавшись, падают на колени и клянутся людям отныне жить с ними только в мире и согласии. В сущности, погибнуть в схватке или стать вампиром уже не кажется мне чем-то критичным – я действительно сильно устала от всего, что творится со мной. Не собираюсь сдаваться, но вдохновения на борьбу с Городом у меня почти не осталось. Пусть всё будет, как будет. Не выхожу из игры, но включаю автоматическое движение.

– Если тебе нечем помочь, то хотя бы отвези меня до общежития, – сказала я недовольным тоном.

– Садись, – равнодушно отозвался Ветер.

Стылый поток утреннего воздуха ударил мне в спину. Я почувствовала, что между нами оборвалась связующая нить. Это почти не расстроило меня: так или иначе, я не сильно на него рассчитывала… Даже если это вовсе не так – подобные мысли немного утешают.

Когда Ветер довёз меня до подъезда, я вспомнила, что ещё хотела узнать у него.

– Зачем ты уехал с Радугой? – спросила я, спрыгнув с мотоцикла.

– Эта сказочница умеет развеселить, не то, что ты, – ответил он и усмехнулся, – А ты что ревнуешь? К слову сказать, тебе почта, – произнёс он прежде, чем я успела ответить на его глупую шутку.

Ветер слез с мотоцикла и, достав из кармана несколько свёрнутых листков, исписанных от руки чёрной гелиевой ручкой, протянул их мне.

– Что это?

– Очевидно, её каракули, – произнёс он и посмотрел на меня серьёзным взглядом. – Нам пора попрощаться, Дождинка. Хочу признаться, с тобой было не так уж скучно.

– Мы что больше не встретимся? – взволнованно спросила я.

Ещё несколько секунд назад я была совершенно спокойна, а теперь внутри всё трепетало и разрывалось. Я не хотела с ним расставаться. Этому не просто было отыскать причину, но мысль об этом вызывала во мне настоящую бурю. Он ничего не произнёс, и всё же мне был ясен ответ.

– Почему ты бросаешь меня сейчас? – спросила я дрожащим голосом.

По лицу, смешиваясь с пронзительными каплями дождя, текли слёзы, но я уже не могла успокоиться.

– Моя ненаглядная, я не твой парень, чтобы бросать тебя, – шутливо сказал он и слегка коснулся моей влажной щеки – Мне льстят твои эмоции, но позволь дать тебе совет: не пытайся искать меня.

Я упрямо затрясла головой и порывисто обняла его, так сильно прижалась к нему, словно это могло удержать его. Ветер не отстранился, но ничего не произнёс, а вскоре я поняла, что обнимаю только воздух.

Я растерянно оглянулась вокруг. Ближайшие дома, зевая жёлтыми корявыми ртами, стали пробуждаться от своих кошмарных снов, на улицах появились люди, они проходили сквозь меня, как безучастные призраки, иногда задевали плечами, заставляя двигаться в общем потоке, чувствовать себя обычным серым жителем в ненастном городском пейзаже. Какое-то время я стояла так на тротуаре, промокая и наполняясь ещё неизвестными мне чувствами, потом развернулась и медленно побрела в подъезд своего общежития. Там я опустилась на ступеньку пыльной лестницы и, найдя на ней небольшой осколок разбитого зеркала, взглянула на своё отражение: припухшие губы, покрасневшие глаза, новый взгляд и выражение лица, но это по-прежнему была я. Однако моё спокойствие было недолгим. Вскоре на меня накатила ледяная волна ужаса – я почувствовала, что стала забывать. Мои воспоминания стремительно исчезали, будто кто-то склонился над картиной моей жизни и стал стирать всё подряд в бешеном темпе. Я не знала, как этому противиться, но решила не сдаваться: стала цепляться за какие-то сцены из детства, стараясь укрыться в них, что-то оттуда спасти, но все они торопливо исчезали и тонули во мраке. За мной словно гнались профессиональные ищейки, натасканные на мой запах. Как можно было избавиться от этой погони? Испуганный разум приказал мне затесаться в толпу, что я и попыталась сделать, но это было не так просто. После нескольких неудач, мне, наконец, удалось отыскать отрывок из какого-то ненастного дня, когда я шла по многолюдному вечернему бульвару, и закрепиться в нём. Я попыталась как можно теснее влиться в это воспоминание, снова стать одним целым с той девушкой, которая так была на меня похожа. Как только я почувствовала, что мне удалось это, погоня прекратилась. Я устало закрыла глаза и медленно выдохнула. У меня получилось – я помнила и отчётливо видела себя: вот я иду по осенней простуженной улице, прислушиваясь к шелесту времени, протягиваю руки, хватаю воздух, ловлю в нём идеи и мысли, иногда они сами попадают мне в глаза вместе с пылью и ветром: некоторые из них прекрасны и душисты, как хрупкие подснежники, некоторые мусорны и отвратительны, другие зловеще пусты. Все они просачиваются в мою кровь, текут по мне, преодолевая извилистые пороги в упорном и бурном желании скорее выплеснуться наружу. Мои подземные воды пугают меня: я каждый раз опасаюсь, что когда они вырвутся на свободу, я не увижу родник, или увижу, но вода в нём будет отравлена. Поэтому я так боюсь поймать слишком много страшных измызганных идей; я отвожу глаза от незнакомцев, прячусь за тёмными зонтами и книгами, но всё же прислушиваюсь. Я очень хорошо умею слушать, если позволяю себе делать это в полной мере – я могу услышать даже то, что только собирается возникнуть в воздухе. По крайней мере, мне так кажется. Мой брат умер, с каждым днём у меня все меньше друзей (я сама отдаляю их от себя), ещё есть хорошие знакомые, но и с ними я чувствую себя пришельцем, вынужденным притворятся и скрывать своё истинное лицо.