Нина Пунтус - Город дождя

Он поднял голову и посмотрел на меня отрешённым взглядом, на его лице виднелись свежие шрамы.

– Я думала, что навсегда потеряла вас в том туннеле. Что с вами произошло?

– Пошла прочь, гиена! – крикнул он, агрессивно поддавшись вперёд. – Тебе меня не найти! Думаешь, выследила меня? Чёрта с два! Никого вы не найдёте! Глупцы, чёртовы глупцы!

Это не было действием алкоголя, он лишился рассудка. Город съел его душу. Неужели со мной может случиться подобное? Страшно думать об этом. Я с грустью посмотрела на него и направилась дальше; не придерживаясь никакого маршрута, просто шла вперёд, пока ноги не вывели меня к берегу.

Спустившись к реке, я остановилась и всей грудью вдохнула дремлющий осенний воздух. Это немного успокоило меня. Где-то вдалеке слышалось прерывистое уханье совы, вероятно, она только вернулась с ночной охоты и готовилась ко сну. Рассветало, хотя всё ещё было довольно темно. Чёрный лес, наполняя своими колдовскими ветрами, тайнами и страхами мутное подводное царство, отражался в водяной глади журчащей реки, по которой плавно скользило множество огней. Приглядевшись, я поняла, что это зажжённые свечи. Этот невероятно красивый вид вызвал в моей душе щемящее, но очень сладостное чувство. Я спустилась ниже и подняла одну из плавучих свечей, прибившуюся к берегу. Её тепло согрело мои ладони, и я улыбнулась непонятно чему. Потом, наклонившись, чтобы вернуть свечу обратно, я на секунду оцепенела – мне показалось, что я увидела Андрея, но это было лишь моё отражение. Я выронила свечу, и она погасла, упав в воду. Мне снова стало тоскливо, и я направилась дальше вдоль берега навстречу плывущим огненным цветам.

Вскоре до меня донеслось чьё-то красивое шёлковое пение, и я устремилась на этот нежный неземной голос, который, казалось, мог принадлежать лишь какой-нибудь загадочной речной нимфе. Однако на берегу реки я увидела знакомую рыжеволосую девушку в старинном тёмно-зелёном платье с длинными рукавами, искусно расшитыми тонкими золотистыми нитями. Это была Мелодия. Она сидела на большом камне, а вокруг неё лежали синие свечи в виде восковых цветов, которые она, зажигая, заботливо спускала на воду, не прерывая своей магической песни. Какое-то время я наблюдала за ней, стараясь разобрать слова, но потом, подойдя ближе, поняла, что она пела на французском, которым я вообще не владела, если не считать нескольких слов: bonjour, merci и je t'aime. Звучание последних слов, как мне показалось, я уловила в её трогательной минорной песне. Под моими ногами негромко треснула сухая веточка, но чуткий слух Мелодии уловил этот шум, и она стремительно обернулась ко мне, как встревоженная лисица, сверкнув пламенной копной волнистых волос. Но, увидев безобидного нарушителя своего одиночества, она успокоилась и одарила меня светлой улыбкой.

– Мелодия, я влюбилась в ваш голос, – сказала я, приблизившись. – О чём эта песня?

– Благодарю вас, Иллюзия, – ответила она, жестом приглашая меня опуститься рядом с ней. – Это древняя песня о молодой девушке, которая утратила своего возлюбленного: его корабль однажды не вернулся из моря, но, несмотря ни на что, она каждый вечер приходит к берегу и ждёт любимого до рассвета, устремляет свой взгляд к далёкому горизонту и зовёт его по имени.

Когда я подошла и присела напротив неё, она молча протянула мне спички, и я присоединилась к её красивому, хотя и немного странному занятию.

– Зачем вы делаете это? – спросила я, чиркнув спичкой.

Мелодия посмотрела на меня с удивлением.

– А как тогда пропавшие в шторм отыщут путь домой? – сказала она.

Я ничего не ответила ей, желая сохранить в нашем разговоре хотя бы крупицу реальности. Конечно, она была далеко не самой адекватной обитательницей Города, но мне нравилось её общество, нравилось то, что я видела в её умиротворённых травяных глазах, хотя и не могла сказать, что именно мне там чудилось. Однако в ней самой, очевидно, скрывалась какая-то неразгаданная тайна или пока что невидимая значимая деталь. Ветер познакомил меня с ней, и Мелодия отчего-то боялась его – я хорошо это помнила, поэтому осторожно попыталась выведать у неё какую-нибудь новую информацию, но она была непреклонна, и наотрез отказалась говорить о нём. Я разочарованно вздохнула, подумав о том, что, наверно, пора переставать задавать вопросы. На самом деле, куда я стремлюсь? Я даже слабо представляю, как могу что-то исправить. Возможно, уже слишком поздно. Хотелось бы мне вернуть всё назад? Этот вопрос я так часто задаю себе здесь, но всё ещё не знаю ответа. В одном я уверена точно – там всё будет по-прежнему. Иногда я думаю о том, что сейчас делают близкие или далёкие мне люди, с которыми судьбою или волею случая меня сталкивала жизнь. Я вижу маму в пустынной квартире, сидящую у телевизора, по которому идёт какой-то дешёвый, нереальный и притянутый за уши сериал про любовь; она не сводит напряжённых глаз с экрана и нервно гладит нашу своенравную диковатую кошку, готовую вцепиться ей в руку в любой момент. Я вижу уставшего отца в ювелирном магазине с его ухоженной любовницей, чей опытный женский взгляд придирчиво блуждает по роскошным бриллиантам, сверкающим холодным блеском. Я вижу Вадима в кругу беспечных прожигателей жизни в обнимку с двумя длинноногими глянцевыми красотками, которые словно сошли с обложек самых модных журналов; он говорит, что никогда не заведёт детей, этих бесполезных мешающих спиногрызов, что нужно жить лишь для себя и собственного удовольствия. Я вижу сосредоточенного и вдохновлённого Ясю, который склонился над холстом в своей мастерской, рисуя чудесную фею на лепестке водяной лилии; иногда он отрывается от своего занятия, откладывая кисть, чтобы резко и грубо приказать этой фее, замерзающей в углу комнаты, не двигаться. Я вижу Сашу, который стоит у моего надгробья, и больше не хочу ничего представлять…