Майк Резник - Сантьяго

— Тогда почему Сантьяго счел возможным сказать ей часть правды?

— Он хотел, чтобы она осталась на Тихой гавани, где ему легче защитить ее, если возникнет такая необходимость.

— А если она захочет улететь?

— Она свободна в выборе.

— Даже зная, что Тихая гавань — планета Сантьяго?

— Да.

Каин наклонил голову, глубоко задумавшись. Наконец посмотрел Молчаливой Энни в глаза:

— Я бы хотел с ним встретиться.

— Встретитесь.

— Я также понимаю, что могу угодить в западню.

— Зачем нам все так усложнять?

— Не знаю, — признал Каин. — Однако, если вы мне лгали, он уже покойник.

— Я не лгала. — Молчаливая Энни подошла к переговорному устройству. — Не понимаю, почему молчит отец Уильям. Сейчас свяжусь с таверной и узнаю, что его задержало.

— Может, позволите мне? — предложил Каин. — Может ответить Лунная Дорожка, а вы для нее немая.

Молчаливая Энни улыбнулась:

— Если ответит она, я попрошу подозвать отца Уильяма. Моего голоса она не слышала и не поймет, что говорю я.

Молчаливая Энни поговорила на низких тонах, выключила переговорное устройство, повернулась к Каину:

— Все в порядке. Мы можем идти.

— Почему он не позвонил сам?

— Увлекся пивом и едой и забыл о нас, — усмехнулась Молчаливая Энни.

— Это на него похоже, — согласился Каин. Внезапно нахмурился. — Перенесем поход к Сантьяго на час.

— Почему?

— У меня есть одно неотложное дело.

— Связанное с Сантьяго?

— Не напрямую. Я должен выполнить то, что обещал.

— Кому?

— Другу. — Он направился к двери. — Я вернусь.

Молчаливая Энни кивнула, а Каин вышел из маленького дома и зашагал к звездолету-киборгу.

— Ты выглядишь несчастным, — отметил Шусслер, едва Каин вошел в рубку.

— Так оно и есть.

— Ты ошибся насчет Тихой гавани?

Каин покачал головой:

— Наоборот.

— Сантьяго прилетит сюда? — воскликнул Шусслер.

— Он уже здесь.

— Слава Богу! — И звук, вырвавшийся из динамиков, более всего напоминал вздох облегчения.

Последовала пауза.

— Ты помнишь наш уговор? — спросил киборг.

— Поэтому я здесь.

— Ты — честный человек, Себастьян.

— Как мы это сделаем? — Каин подошел к стене, за которой стоял черный куб. — Могу я отсоединить провода и шланги, не причинив тебе боли?

— Я не могу чувствовать боль, — ответил Шусслер. — Если бы мог, может, предпочел бы жизнь смерти.

— Глупая фраза.

— Только для человека, Себастьян.

— Пусть так. — Каин нажал на консоли соответствующие кнопки, стена ушла в сторону, открыв черный куб. — Что мне теперь делать?

— Я обязан выполнять твои приказы, даже ценой собственного существования. Можешь приказать мне перестать функционировать, и я умру.

— Этого достаточно?

— Да.

— Я мог это сделать в любой момент.

— А наш уговор? — напомнил Шусслер. — Я тоже хотел его выполнить.

— Ты готов?

— Да… Себастьян?

— Что?

— Я бывал на кислородных планетах, хлорных, метановых. На Делуросе Восемь, на самых дальних мирах Пограничья. Летал быстрее света, прокладывал путь сквозь метеорные штормы.

— Я знаю.

— А вот одного я не делал никогда, в одном месте не побывал.

— Где?

— Внутри звезды.

— Там не бывал никто.

— Тогда я буду первым. И это прекрасное видение я унесу с собой в вечность!

— Так я отдаю такой приказ, — печально молвил Каин.

— Благодарю тебя, Себастьян. А теперь тебе лучше уйти.

— Прощай, Шусслер. — Каин шагнул к люку.

— Наблюдай за мной, Себастьян. Скоро начнет смеркаться. Я подожду, чтобы ты смог меня увидеть. В этот вечер я стану первой падающей звездой.

— Я буду наблюдать за тобой, — пообещал Каин.

Часом позже, когда он и Энни уже направлялись к Сантьяго, Каин остановился, поднял голову. Поначалу не увидел ничего необычного, а потом, возможно, у него разыгралось воображение: солнце Тихой гавани еще стояло достаточно высоко, Шусслера отделяли от планеты восемьдесят миллионов миль, но Каин заметил-таки невероятно яркую звездочку, стремительно приближающуюся к золотому светилу Тихой гавани, чтобы раствориться в нем.

Ровно сорок четверостиший — именно столько посвятил ему Черный Орфей.

Никому он не уделял больше двенадцати, но никто и не мог сравниться с Сантьяго.

И дались Орфею эти четверостишья непросто, ибо он оказался в щекотливой ситуации. С одной стороны, все его словесные портреты основывались на личных впечатлениях, а он никогда не встречался со знаменитым преступником. (На самом деле за многие годы он виделся с ним пять раз и дважды даже говорил, но так об этом и не узнал.)