Сергей Снегов - Бритва в холодильнике

Сергей СНЕГОВ

БРИТВА В ХОЛОДИЛЬНИКЕ

1

- Эрвин Кузьменко - жулик, - заявил Михаил Хонда, руководитель цеха аккумуляторов энергии. - Ты, конечно, не согласен, Эдуард?

Эдуард Анадырин, директор энергозавода, только грустно улыбнулся.

- Я всегда считал Эрвина гениальным. И даже авария в твоей лаборатории не переубедила меня.

Рой поглядел на третьего собеседника, главного инженера завода Клавдия Стоковского - тот еще не высказал своего мнения. Клавдий иронически пожал плечами и негромко сказал:

- Вероятно, вы оба правы. В Эрвине совмещаются крупный ученый и мелкий жулик. И от того, какое свойство берет верх, зависит успех в твердом консервировании энергии.

- Зависел, - с горечью поправил Хонда. - О возобновлении работ еще долго не говорить. Боюсь, друг Рой, ваш заказ на ядерные конденсаторы в этом году не будет выполнен. После гибели Карла Ванина и выхода из строя самого Эрвина некому продолжить их работу. Только они разбирались в твердом консервировании энергии.

- Как здоровье Кузьменко? - спросил Рой.

- Кузьменко жив! И, вероятно, от гибели ускользнет. Такие, как он, и в огне не горят, и в воде не тонут. Единственный выход для вас, по-моему, переориентироваться на лучевые аккумуляторы, они гораздо мощней.

- Они и гораздо крупней, друг Михаил, - возразил Рой. - А в нашей с Генрихом конструкции плазмохода габариты - важнейший параметр. Вы хотели мне показать место, где совершилась авария, не так ли?

- Пойдемте, Рой. - Анадырин встал первым. В отличие от раздраженного Михаила Хонды, руководитель энергозавода старался сохранить спокойствие во всяком случае, не хотел создавать у представителя Академии наук плохого впечатления о себе.

Клавдий Стоковский тоже не навязывал своих оценок, только усмехался, когда Хонда очень уж выходил из себя - усмешка была выразительней слов. Этот человек понравился Рою еще при знакомстве на космодроме, в его спокойствии, в его светлых веселых глазах, ровном разговоре, пронизанном легкой иронией, была привлекательность непростоты - Рой любил людей, сразу не открывающихся: странности события лучше обсуждать с немногословным Клавдием, а не с импульсивным Хондой, не с дипломатично-вежливым Анадыриным.

Сектор конденсации энергии размещался в стороне от остальных цехов, это было самое опасное местечко на заводе, считавшемся и без него самым опасным предприятием на Меркурии. Роя еще на космодроме предупредили, что на Меркурии вообще, а на заводе в особенности, все подчинено строжайшей регламентации, люди, привыкшие на Земле держать себя вольно, здесь не задерживались и часа. Услышав, что ходить надо только по охлажденным дорожкам, носить только жаронепроницаемые костюмы, по сторонам не глазеть, на небо не засматриваться даже в светофильтрах, Рой поинтересовался: "А можно ли у вас плевать?", на что получил немедленный ответ: "Лучше воздерживаться - бывали несчастья и от неосторожных плевков!" Ответ даже не звучал иронически.

- Садитесь в капсулу. Можно идти по туннелю, но это довольно далеко, - сказал Анадырин, открывая дверь сигаровидного электровагона: передвижение на Меркурии, это Рой знал, обычно совершалось в таких снарядах, мчавшихся в трубах.

Сектор конденсации энергии, по земным понятиям, мог сойти за немалый завод. Хонда спросил, не хочет ли Рой осмотреть все помещения, их тридцать восемь, в том числе четырнадцать лабораторий. Рой пообещал первое же свободное время отдать экскурсионному любопытству, но сейчас его интересует та единственная лаборатория, где выполнялись его заказы на твердую энергию и где погиб во время непонятной аварии ее руководитель Карл Ванин. Рой вежливо уточнил:

- Я верно сформулировал причину аварии: непонятная?

- Непонятная, конечно, это все мы понимаем, - проворчал Хонда и, внезапно вспыхнув, сердито добавил: - А еще больше - безобразная, возмутительно безобразная!

Он с таким негодованием поглядел на Роя, словно тот был виновником непонятной безобразной аварии. Рой подумал: "Этот человек, Михаил Хонда, не разберется в сути несчастья, у таких раздражение заменяет понимание". Вслух он сказал с учтивой многозначительностью - привычка заставлять собеседников взвешивать свои слова, когда разговаривают с ним:

- Я попрошу во время осмотра подробней объяснить, в чем вы находите то, что назвали возмутительным безобразием несчастья. Мне кажется, определения подобного, скорей психологического, чем физического, свойства весьма интересны, если обоснованны, конечно.