Павел Пепперштейн - Диета старика

Другой старик тем временем отправился в дальнюю страну.

Его встречает на аэродроме прекрасная дама, а он ей:

- Знаете, я уж много лет как испражняюсь абсолютно белым калом.

Ну, дама, естественно, от смеха не знает куда деваться. Повела его на чердак, где собирались особенные люди.

Приезжий им: "Слыхали про старика-то? Помер вроде бы".

Те - в хохот. Чуть не попадали, слезами коленки поливают. Наконец один чуть успокоился, встает и отвечает:

- Да что вы, достопочтенный! Старик так пригрелся, такое местечко себе отыскал, что всех нас переживет.

Ляжешь, бывало, сверху на купол из толстого прозрачного стекла, лежишь себе, распластавшись, и смотришь вниз. Под куполом, далеко внизу, чего только нет - разные страны, моря, процессии, пляжи, леса с вертолетами, всякие яства на блюдах разложены, девушки танцуют в обнимку с животными, ездят стеклянные поезда и прочее. Любуешься на все это великолепие, а сбоку доносятся голоса рабочих. Значит, снова затеялись какие-то изменения, не все еще готово.

Жил один средних лет. К нему приходят, рассаживаются, он их угощает чаем - все как положено. Наконец один из гостей говорит:

- Отчего бы и вам не навестить нас? А тот в ответ:

- Я в гости не хожу.

- Почему? - Все заинтересовались. А тот вдруг:

- Потому что я в этом мире не гость, а хозяин.

И сам же - хохотать. Стыдно, конечно, что проговорился, а все же потеха.

Один язык, живя во рту у человека, все не мог толком разглядеть внешний мир. То ли человек был немногословен и не зевака, но язык все никак не удовлетворит свое любопытство. Чуть откроется его пещера - какая-нибудь еда, пирожок там или горсть риса, а то и дымящаяся картофелина застит вид.

Вдруг открывается рот, а в него кто-то строго заглядывает, да еще светит фонариком.

- Проверка! - испугался язык.

На самом-то деле это был зубной врач. Сразу вслед за светом и взглядом влезает что-то жужжащее, железное, потом и другие агрегаты: явно проводят технические работы и что-то собираются менять. И точно - один зуб из наиболее неказистых увезли куда-то, а на его месте установили новый - золотой, сверкающий.

Когда закончилась работа, язык, надеясь на то, что появился новый собеседник, кланяется золотому: "Добро пожаловать к нам, очень вашему прибытию рады".

А золотой ему с достоинством отвечает: "Спасибо, вы очень любезны".

Животные и люди, насекомые и птицы - все страдают от холода. А вещи - непонятно. Холод к ним и так и эдак, а те только скрипнут иногда, а вообще-то кажется, что им почти все равно.

Существовал человек, которому все - ну совершенно все - доставляло дикое безудержное наслаждение. Уже самое зачатие ему пришлось по душе. И формирование в материнской утробе развлекало неимоверно. И родился он с криком наслаждения. И все ощущения - даже те, от которых прочие морщатся, - он любил, как родных. Что бы ни происходило - этот извивается от удовольствия. Стоит ли говорить, что и собственная смерть ему необычайно понравилась. А уж после смерти - столько наслаждений, что даже жизнь позабыл. Правда, воспоминания ему тоже нравились. Вечность ему показалась сладкой как варенье и отнюдь не скучной, отсутствие времени - не менее забавным, чем время. В общем, так он и пребывает каким-то образом, не подозревая о неприятностях.

Прошло семь лет. Мария Никитишна теперь живет в большом, солнечном доме Дмитрия Иваныча. Они вот уже три года как живут вместе. Их свадьба состоялась в церкви святого Василия, светило солнце, пахло мимозами и медом. Старенький священник отец Иннокентий помахивал ароматным кадилом. Каждое утро Марья Никитишна выходит из своего дома, берет легкую плетеную корзинку, не торопясь идет по направлению к лесу. Она проходит мимо цветущей живой изгороди, за которой простирается знакомый нам сад Сухарева. Этот сад преобразился. Где сорная трава, бурьян, лопухи, разросшаяся крапива? Где все это? Сад теперь в образцовом порядке. Над грядками склоняется сухая, загорелая спина старика Емельяныча.

- Доброе утро, Емельяныч! - кричит Марья Никитишна.

Емельяныч медленно выпрямляется, кряхтит, оттирает вспотевшее лицо платком: "Пошли Бог здоровьичка, Марья Никитишна!" - отвечает он.

Да, с прошлым Емельяныча покончено. Он давно уже устроился работать у Сухаревых садовником, ухаживает за огородом, к обеду и ужину он поставляет Сухаревым свежие овощи, первосортную морковь, капусту и даже цветы. Цветы нужны Сухареву, чтобы дарить их Екатерине Львовне Бобровской. Он приезжает к Екатерине Львовне каждый день, он собирается посвататься к ней, но все не решается. Все это так и тянется, хотя всем знакомым известно, что Екатерина Львовна, конечно, согласилась бы на это предложение. "Это была бы прекрасная пара!" - говорят все знакомые и друзья, представляя себе Сухарева и Екатерину Львовну.