Павел Пепперштейн: Мифогенная любовь каст, том 2

Рай расположен на острове. Звучит правдоподобно. Остров — это чье-то тело в воде. Кем бы мы ни были — украшением мира или его стыдом, — наше тело когда-нибудь тоже станет островом: обзаведется раз и навсегда собственными заливами и гротами. Мы же поселимся на поверхности собственного тела, мы впервые окажемся на «своей земле» — нагие, как насекомые, избавленные от забот и недомоганий, мы станем беспечно бродить по себе, плавать в себе, водить хороводы в собственном небе, взбираться на свои вершины и дремать в своих углублениях.

Узкая полоса рассвета ширилась, растворяя фиолетовую тьму ночи. Задумчиво исчезали облака, и солнце выкатывалось из-за горизонта радостно и бодро. Солнечный путь вспыхнул на скользкой скатерти моря. По этим далеким сверканиям растерянно блуждал взор единственного человека на острове. Вот он поднял к глазам бинокль и навел его на горизонт. Затем повернул бинокль, взглянул на свое отражение в стеклах. Владимир Петрович Дунаев. Небритое лицо, удивленные глаза, взъерошенные морским ветром волосы. Где он? Как он сюда попал? Дунаев оглядывался кругом, на белые пляжи, на скалы, и не мог дать себе ответа.

Ему казалось, он видит очередной сон. Однако песок спокойно шуршал под ногами, волны небрежно оставляли на песке зеленые и красные ленты водорослей, словно отбросы далекого праздника. Дунаев разделся, оставшись в черных трусах до колен. Забежал в теплую воду и нырнул, не закрывая глаз.

Под водой раскинулось безмолвное царство, сверкающее разноцветной парчой в лучах солнца. Узоры света, похожие на инструкции по вязанию, бежали по ребристому песку, по камням, покрытым пушистыми шариками водорослей. Сновали стаи рыб. Мягко сияли зеленоватые купола медуз, бросая прозрачные тени на крабов и морских ежей. Гирлянды пузырьков поднимались из расщелин.

Дунаев не замечал, что плывет под водой без потребности в воздухе. Внезапно он понял, что не дышит.

«Может быть, я умер?» — подумал он.

Солнце неуклонно двигалось к зениту. Выйдя на горячий песок, парторг отметил, что совсем не устал. Напротив, переполнен силой. Казалось, он находится в зените, как солнце. От прилива недюжинной мощи он вдруг поднялся в воздух. Дунаев хохотал в небе, и хохот подбрасывал его все выше, будто он оседлал птицу, машущую крыльями хохота.

И тут, глянув с высоты на остров, парторг чуть не упал от изумления. Он увидел самого себя, окаменевшего, поросшего зеленью, лежащего в воде, как мумия, со скрещенными на груди руками. Остров был точной копией его тела. Выражение лица казалось веселым. Вместо глаз блестели два озера. Над ними поднималась возвышенность, соответствующая нижней части лба. Дунаев ощутил, что на этом пустом плато стоит некий человек. Вскоре он действительно различил посреди «лба» одинокую фигуру. Внезапно приблизилась поверхность воды, и парторг нырнул в озеро, соответствующее «левому глазу». Что-то с дикой силой тянуло к центру озера, и ему пришлось рваться к берегу, споря с течением. Поднявшись с «переносицы» на «междубровие», Дунаев оглянулся и увидел, что течение влекло его к чернеющему в центре озера водовороту. Второе озеро было устроено так же. С высоты эти водовороты выглядели как зрачки.

Передернувшись всем телом, Дунаев отвернулся от «глаз» и встретился взглядом с Доном.

Дон стоял с незаинтересованным видом.

— День добрый, товарищ… товарищ Дон, — неуверенно произнес Дунаев.

То место на его лбу, где индусы ставят красную точку, зачесалось. Он понял, что эта точка соответствует тому месту на острове, где они сейчас стояли. Весь остров опять стал виден как на ладони, вытянутый, окруженный спокойным океаном. До боли отчетливо виднелись каждый камень и каждая веточка мха. Сквозь землю стали видны обширные пещеры внутри острова и огромный скелет из белого мрамора, заполняющий внутренность пещер. Прямо под собой Дунаев видел слой мрамора, а под ним, в глубине, комнатку, где спала Машенька, положив одну ладошку под щеку, а другой сжав кружева, обрамляющие подушку.