Дарья Фиалкова - Цугцванг. Два королевства

Глупый спектакль.

– Вы меня избегаете, Хаук? – заискивающе спросил Оливье. – Это из-за спарринга? Никто не отрицает вашу победу надо мной. Особенно Шарль.

– Герцог сделал мне предложение, от которого невозможно отказаться, но вы, думаю, в курсе.

– Официально все может произойти лишь после бала Дебютантов, поэтому еще рано переживать.

– Сомневаюсь, что он внезапно передумает.

– Нет. Скорее всего, нет. Но вы должны знать, что у Шарля это тоже в некотором роде первый опыт. С альфой.

– А как же король? Или омеги не в счет? – едко отрезал Хаук, чувствуя за спиной успокаивающее прикосновение кочерги. Лицемерие Оливье, выгораживающего Юдо, порядком бесило. Нашелся еще девственник, какой стыд…

– Как вы можете себе представить, Шарль о таком не распространяется. Я лишь могу предполагать, что желание Совета получить от короля наследника поставило жирную точку в их отношениях. И это к лучшему.

– Возможно, король рассчитывал на поддержку своего любовника и не получил ее?

– У Шарля с королем по меньшей мере холодные отношения, так что может вы и правы, – согласился Оливье, желая как можно скорее закрыть неприятную ему тему.

– А если на балу Дебютантов король выберет меня? Планы герцога будут разрушены?

Оливье удивился.

– Вы ведь его кузен? Зачем ему выбирать вас? Из ненависти?

Хаук никогда не думал об этом в подобном ключе, но со стороны выходило, что и незачем на самом-то деле. Хотя Хаука никогда не смущало их родство. В Тхиене случались кровосмешения и похуже. Однажды Риг возжелал их младшего брата омегу – пятнадцатилетнего Агвида и заполучил его, несмотря на запрет отца. Брата в спешке отправили на самую окраину Тхиена в монастырь, где он и разрешился бременем – мертвым младенцем. Впрочем, к тому времени Риг уже утратил к нему плотский интерес. Но клан, из которого происходил омега-родитель Агвида, затаил на наследного принца смертельную злобу.

К Хауку подошел слуга и передал записку, нервно переминаясь с ноги на ногу.

– От кого это?

– От маркиза Орно, – ответил слуга и отступил на пару шагов, оставляя их наедине.

– И что там?

Хаук бегло прочитал послание и несказанно обрадовался возможности улизнуть с приема.

– Он требует, чтобы я вернулся в свою комнату. Планирует меня посетить сегодня.

– Отзывает вас с приема будто вы его собственность! – возмутился Оливье. – Да как он смеет? Я скажу Шарлю! Он быстро его приструнит.

Хаук перехватил его за руку и удержал.

– Нет, не стоит. Я на самом деле не хотел бы оставаться дольше. Позвольте мне уйти… Вы ведь это можете?

– Могу, – признал Оливье, странно глядя на Хаука. – Но и вы мне кое-что будете за это должны.

– Что именно?

– Поцелуй. Вы ведь хотите заручиться моей поддержкой?

Хаука едва не затрясло. Все внутри переворачивалось от перспективы поцеловать Оливье. И он бы отказал, не будь за спиной кочерги – единственной надежды на побег.

– Я согласен, но как понимаете, не здесь. – «И не сейчас» – проговорил он про себя. Отталкивать Оливье, лишь навлекать на себя ненужные беды.

Оливье довольно улыбнулся, словно уже получил желаемое. Достойный фаворит для герцога, не отказывающий себе в проявлении власти.

– Я приду к вам завтра перед походом на полигон. И заберу обещанное.

Хаук постарался выдавить из себя улыбку, но получалось плохо. Льстец был из него так себе, Хаук предпочитал честность словесному кружеву, хотя при иосмерийском дворе это ему только мешало. Следовало уже давно забыть про прозрачность в обществе лгунов и интриганов.

Оливье подозвал слугу и отдал распоряжение выпустить Хаука и доставить в спальню.

– Я сам переговорю с Бертраном, – вызвался он. И Хаук был этому только рад – одной головной болью меньше.

*Хаук – ястреб.

Вернувшись в спальню первым, что Хаук сделал – это спрятал кочергу, подвесив за деревянной спинкой кровати. До последнего не верилось, что он смог ее утащить. Хоть какое-то оружие, которое он сможет прихватить с собой, если решится на побег.

В крови бурлила радость от маленькой победы, которую ему удалось заполучить, несмотря на все встряски минувшего вечера. Первое благоприятное впечатление об Оливье рассеялось как дым под давлением его настойчивых авансов, Юдо вызывал лишь брезгливость и отторжение, а Бертран, как ни странно, сочувствие по итогу. Узкое общество, в которое он был приглашен, показалось ему пресным и безынтересным, вызывая скрытую тоску по Тхиену – месту его рождения.