Albireo MKG - Всё возьми

Она сказала мне что-то ласковое. Что-то спросила. Я кивнул, не понимая. Фрей перевел мне: она спрашивает, будешь ли ты слушаться.

Я был согласен на все, что она просит. Только бы видеть ее, хоть иногда, жить, зная, что она где-то рядом.

Я признал Фрея хозяином. Меня выпустили из клетки, помыли в бочке с дождевой водой, холодной. Лето на севере свежее, но теплое. Меня накормили, одели и отправили работать – таскать воду и другие тяжести, не сложно для сильного мужчины, как я. Служанки и высокородные северянки смотрели на меня. Я не знал их языка и не мог говорить с ними, поэтому я только улыбался на их слова. Я помню, как Фрей какое-то время смотрел, как я работаю, потом подозвал меня, внимательно и зло осмотрел мое лицо, вынул нож и полоснул меня по щеке. Кровь залила мне лицо, а Фрей провел ладонью по ране, втирая что-то. Я сдавленно закричал, чувствуя жжение.

«Эти потаскухи больше не будут смотреть в твою сторону» – прошипел Фрей.»

Эйшан снова разрыдалась, ее грудь словно не могла вынести рыданий, разрывалась, перекрывая дыхание. Ее не пугал страшный шрам, она так хотела оказаться в тот момент рядом с Искандером, она бы утешила его, поддержала бы его, помогла снести тяготы плена, пусть даже сама была бы рабыней.

«Работа была не сложной. Но Фрей скоро снял меня с работ по дому, оставив личным рабом. Я живу у него в комнате, сплю в ногах, на его постели или, когда он спит в закутке, где стояла клетка, то на лежаке, тоже в ногах. Я до сих пор содрогаюсь, вспоминая свое унижение, когда ловил губами мочу Фрея. Я не злю его, но он злится сам, без повода.

Слуги пытались вымещать злость на мне, но я вспылил и ударил в ответ одного из них, и тогда смотритель дома сказал, что пожалуется на меня Фрею. Я опасался наказания, но не стал просить его ни о чем. Смотритель пожаловался, что я его не слушаюсь, Фрей усмехнулся.

«А он должен слушаться меня, а не тебя.» – сказал викинг. Больше слуги ко мне не приставали. Только зло шипели что-то, проходя мимо, и то, когда Фрея не было дома. Когда он возвращался, он сразу тащил меня с собой. Заставлял раздеваться, и ощупывал меня, небрежно сжимая гениталии, играя с сосками, чтобы напомнить мне, что у меня нет никаких прав. Если я пытался закрыться, он зверел и бил меня. Как-то, он заставил меня развести ноги и пинал по гениталиям, при этом, я должен был петь какую-то песню шлюх на северном. Я сгорал от стыда, было больно и стыдно. «Молодец,» – похвалил он меня, склонился и поцеловал в губы. Чтобы еще изощреннее унизить. Всю ночь я мучился от боли, гениталии распухли и ныли. Несколько дней мне было больно ходить и мучительно было мочиться.

А потом я снова увидел ее. Я постоянно выискивал возможность увидеть Тристакиннию, но никак судьба не сводила нас. Как-то я увидел ее во дворе. Она стояла и улыбалась, видимо, радовалась своей красивой и беззаботной жизни. Я невольно подошел ближе. Мне хотелось, чтоб она заметила меня. И она заметила.

– Иска! Ты?

Я подошел, любуясь ее небесной красотой. Видимо, мой взгляд был слишком дерзким, она свела красивые брови и спросила:

– Что ты так смотришь?

Что-то нашло на меня, и я сказал:

– Я люблю тебя!

Я уже понимал северный язык, рабы, я сам, и иногда Фрей, обучали меня.

Я знал, что меня накажут за эти слова, но для меня словно смысл жизни вложился в них. Это было счастье, после которого можно и умереть. Как познавший божественную истину, я не боялся наказания.»

Эйшан возненавидела эту глупую северянку. Красавица глотала слезы, уже не пытаясь их сдержать. Какая дрянь, неужели она не понимает, что любой молодой воин, увидев красивую женщину тешит взгляд. А рабов наказывают за взгляд на госпожу, особенно если господин такой мучитель. Зачем же привлекать к этому взгляду внимание? Дура.

«Тристакинния оторопела от неожиданности и дерзости, робко перевела свой небесный взгляд, на Фрея.

Я не видел, как он подошел. Разум забывал об осторожности, когда я видел ее.

– Пытаешься соблазнить мою невесту? – усмехнулся Фрей, – а тебе, Кинния, нравится, конечно.

Новый удар. Она не сестра ему. Было глупо на это надеяться.

– Нет, хозяин, но ее нельзя не любить, – я не пытался оправдаться, я понимал, что просто пользуюсь поводом восхвалять любимую женщину, – ты прекрасна, как райская дева и добра, как богиня. Я невольник тут, но мое сердце в еще большей неволе… – Фрей ударил меня, сбивая с ног.

Сколько же бед принесла мне эта любовь!

Меня привязали голым к дереву, облив сахарной водой. Под деревом был муравейник. Я дергался, пытаясь стряхнуть насекомых, кричал, хуже всего, что дерево не давало тени и солнце палило прямо на меня. Северные большие мухи – слепни, больно жалили. Пытка была невыносимой. Фрей и Тристакинния находились тут же, вместе с другими викингами. Я вел себя неподобающе мужчине, я выл и дергался, я мало что осознавал, я не хотел так умирать. Фрей подошел и ударил по дереву палкой. Тогда я понял, что пытка только началась. Фрей побеспокоил осиное гнездо, и осы тут же накинулись на меня, жаля.