Михаил Гефтер - 1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским

Вот партия интеллигентов – она слышима, видима, очень влиятельна. Царь и его окружение в июне 1906-го разгоняют первую Думу – кадеты отвечают на это знаменитым Выборгским воззванием. Призывом к населению Российской империи не поставлять правительству солдат и не платить налогов – сокрушительнейший призыв. Но уже в сентябре от него отказываются! Думаю, здесь роковой момент, когда партия интеллигенции потеряла шанс стать действительно партией народной свободы. А ведь историк Павел Николаевич Милюков мог ожидать, что правительство, столкнувшись с таким призывом, если не капитулирует, то пойдет на решающие уступки. Что ж, пробуй, испытывай. А раз не способны пробовать, тогда что? Одним из несчастий кадетов, по моему убеждению, стало лидерство Милюкова. Некоторым даже знание истории идет во вред.

Любопытный момент: в декабре 1905-го года издан избирательный закон. Давая привилегии имущим классам, он отвалил существенную долю крестьянам. В надежде на их монархические чувства, но и не без расчета на то, что кадеты в крайнем случае привлекут крестьян на свою сторону. А крестьяне к кадетам не пошли! Они создали в Думе свою фракцию, и появились трудовики . В ответ на проект кадета Герценштейна (довольно разумный: часть помещичьих земель конфисковать за выкуп, раздав крестьянам) крестьянин-монархист сказал: нет! Земля Божья, значит – ничья!

И оказалось, что русские интеллигенты, сформировав партию, очутились вне народа и в глазах властей стали бессильными. А пытаясь было перед концом монархии стать влиятельной силой, интеллигентами уже не были, считаясь ими по биографии. Недавно я перечитывал книгу воспоминаний Шульгина, великолепная книга. Там его разговор с Милюковым уже во времена Прогрессивного блока, – 1916 год, дело к концу. Шульгин тому говорит: а есть у нас хотя бы черновые наметки состава будущего правительства? Милюков ему: нет, это неудобно. И Шульгин – монархист, националист, но разумный человек, ему говорит: что же будет, раз мы неспособны даже об этом договориться заранее?

Интеллигенты себя потеряли, не уходя. Роль-то они и далее играли, но не свою роль, перестав быть собой. Их поражением мы сегодня примеряемся к нашей действительности. Раз вступил в плоскость политического существования, взял на себя отсюда проистекающие обязательства – обернись назад, взгляни на чужие опыты и учись! Если у тебя нет прошлого, ты безнадежен. Вот мой политический итог: если нет прошлого, ты безнадежен. Если не в состоянии сказать – пусть все наши живые мертвые воскреснут, – ты безнадежен.

– Есть в записи Каменева разговор с Бухариным о Сталине. Как они «голоснули расстрел вредителей», а Сталин расстреливать не захотел. Эти в Политбюро решают, что расстрел оправдан, а Сталин решил иначе. Он-то знает про подлог шахтинского дела. Но ему надо заставить старую интеллигенцию принять большевистскую программу и работать на нее.

Сумасшедшее время, лихорадочное, горячечное. Складывавшееся из разновеликих величин – и ко всему привыкали, все принимали. Кто-то нет, конечно, а кто-то мучился. Помню массу бытовых эпизодов, как это делалось. У меня был давний друг, Витька Циппельштейн. Мамаша его считала себя писательницей, Любовь Тейн. Отец был химик-технолог, крупный специалист. А дядя вообще самый знаменитый в Советском Союзе специалист по соли. Оба были посажены как «вредители» и где-то потом работали. Вспоминается масса деталей, как шла переориентация инженеров. Рабинович – он был одно время наркомом нефтяной промышленности, несколько позже. Инженеры ему объясняют, что нельзя поднять добычу разом без новых скважин. Что есть определенный буровой режим – это можно, того нельзя. Вот где был основной пункт, из-за которого их ломали. А Рабинович им отвечает: царский режим сломали – неужели какой-то «буровой режим» для нас проблема?!

Вообще можно сделать коллаж: записки советских безумцев, которым вдруг стало стыдно быть интеллигентом. Интересный текст из выступления Олеши. Как он сказал – вправляю линзы в глаза, чтобы смотреть, как пролетарский писатель. То ли вставляет линзы, то ли заменяет глаза линзами, что-то в таком духе, и говорит – я уже стыдился видеть. Стыжусь быть интеллигентом. Но Олеша еще отчасти юродивый. А дневник Булгаковой если прочесть? Первая запись 1937 года: 1 января – дай бог, чтобы новый год был не хуже 1936-го! Помню, мне Чудакова рассказала, когда у нас зашел разговор о Булгакове. Конечно, у Булгакова трагическая судьба и нереализованность, но, говорит, не в материальном отношении. Она была потрясена, увидев, сколько договоров он заключал. Конечно, все это унизительно, но нищета ему не грозила.