82. Генезис русской интеллигенции. Борьба с властью за народ. Альтернативна ли постсоветская интеллигенция?
– Не удобнее ли нам сперва договориться, что понимать под интеллигенцией? Это слово применимо только к России? Это наша уникальная особенность? Или интеллигенция и делает Россию уникальной?
– Попробую назвать, чем она не является: интеллигенция – не народ и не власть . Через эти два «не» исторически определяется интеллигенция в России. В классической западной ситуации, когда та отвердела, нет глубинной потребности в интеллигенции. Есть слой образованных людей внутри общества, состоящих в определенных отношениях с властью: интеллектуалы. В России же напряженное несовпадение людей мысли, людей духа с властью и с таинственным, постоянно неизвестным «народом».
У Шекспира (в его хрониках и особенно трагедиях) нет понятия «народ». Есть горожане, солдаты, офицеры, люди разных статусов и страт. Русские переводчики XIX века переводили все их как «народ», употребляя слово, которое Шекспир не употреблял. В России народ не обозначение, а проблема. Это искомое, а не социальная реальность. Его нужно опознать, найти, соотнестись с ним и на него опереться. Для ищущей мысли народ равновелик власти. Которая в России абсолютна и распространяется на территорию и на все акты человеческого существования, от колыбели до могилы.
– В чем особенность русской интеллигенции? В чем ее главная идентификация? Говорят, она слишком идеалистична.
– Это не является отрицательной характеристикой. Она идеалистична, когда заново возникает проблема нахождения и отстаивания себя. Для интеллигента типично отстаивать себя против данной власти при самонахождении, распространяемом на все, включая дух. Но предмет ее всегда остается вне . С одной стороны, это народ и власть, с другой – Россия. Потерянная в человечестве, она должна себя в нем заново найти.
Интеллигенция пыталась отнять у всемогущей власти народ в функции опоры власти. Отнять как основание власти, сделав его основой преобразования! Вот ситуация: отмена крепостного права, ряд реформ, особенно судебная, – период великих преобразований. Вслед одиночкам поднялся целый слой людей. Откуда такой драматический конфликт между интеллигенцией и реформирующей властью – конфликт, который кончится террором? Интеллигенция – проект нового общества и требует себе места в процессе. Отныне ничего без нас! Только вместе, а не захотите, то готовьтесь к борьбе с нами.
Интеллигент движим жаждой внутренней свободы. Однако трагизм ситуации, в которой он себя отстаивает крайними средствами, ставя предмет и цель деятельности вне себя, порождает стимул добровольной несвободы. Только с этой точки зрения можно понять русский террор XIX века.
Кто начал движение, которое в его персональном составе от хождения в народ в 1870-е годы дошло до 1 марта 1881 года – убийства царя? Примерно один и тот же состав людей! А с чего они начинали? В зародыше, в начале они антинечаевцы [86]. Вера Ивановна Засулич [87], имевшая прикосновение к нечаевскому делу, перед смертью сказала: мы ушли от Нечаева, так как он ненавидел интеллигенцию. Он хотел присвоить их добровольную несвободу. От Нечаева намечается пунктир и к Сталину. Узурпация слабо-сильной стороны русского интеллигента – сочетания жажды внутренней свободы с жаждой добровольной несвободы, диктующей долг перед народом.
Интеллигенция вошла в революцию большей частью по доброй воле – надеясь снять конфликт чувства внутренней свободы и обета добровольной несвободы. В надежде, что внутренняя свобода станет свободой всех.
– Но так не случилось?
– А в революции это не могло случиться. Революция требует полного растворения в себе. Диктат растворения, вытекающий из ее природы, привел к трагической самоутрате интеллигенции. С этой точки зрения такие разные люди, как Платонов, Зощенко и даже Булгаков, – это духовная критика революции изнутри ее самой. Но та не принимает и дружественной критики, ведь тогда она перестает быть революцией. Булгаков, прося в письме правительству дать ему возможность жить в СССР, пишет, что клеветать на революцию невозможно: явление чересчур грандиозно, чтобы его пародировать. Но ультраабсолютизм и универсализм революции отвергает критику себя даже изнутри себя самой.
– И коммунизм отсюда, из жажды абсолютизма, присущей русским?
– Коммунизм привнесен извне. Важно место интеллигенции как переводчика: она перерабатывает то, что пришло извне (не один коммунизм, но в нем это различимо в концентрированном виде). У коммунизма были и корни в России. Имея в виду не «общинный дух», а невозможность решить аграрный вопрос без уравнительного передела земель. Коммунизм действовал в революции, будучи ее крайней формой. Он сближал оба фундаментальных начала развития – свободу и равенство. Но способ, которым это совершал, и привел сперва к ущербу свободе, а через это – к ликвидации равенства. При Сталине режим действовал уже только в интересах самовозобновления, принося в жертву позиции равенства, добытые революцией. Особенно в деревне. Есть и третий элемент формулы – братство, но история его гибели требует другого разбора.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу