Глеб Павловский - 1993 - элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером

Два десятилетия я не трогал этих кассет. За это время некоторые погибли, их содержание не восстановить. Разговоры отделились от поводов, которые я забыл, после похорон Михаила Яковлевича Гефтера в феврале 1995 года надолго уйдя в другую жизнь. (Связанная с Фондом эффективной политики, она известна читателю лучше моих остальных.)

Перед читателем книга, представляющая собой около трети другой, неоконченной еще книги разговоров с Гефтером. Эту я выпускаю из суеверных соображений. Работая уже полгода, я отобрал часть бесед для предварительной публикации. Получившийся препринт – ключ к пониманию текстов М. Я., его стиля и места в истории мысли. Здесь содержится его видение сценографии русской истории и государственности на мировой сцене. Вполне состоявшееся, как я думаю, несмотря на фрагментарность бесед.

Большинство расшифровок пришлись на 1993 год, и магия юбилея подсказала критерий отбора. К новой власти в тот год Гефтер относился все скептичнее. Став членом Президентского совета, к концу года он уже сомневался в легитимности Российской Федерации как таковой. В книге я стараюсь придерживаться хронотопа Москвы 1993 года, что не всегда возможно, так как многие из кассет не датированы.

В центре сомнений Гефтера 1993 года – родовая травматология человечества в его русском изводе. Сначала я думал назвать эту книгу «Бедный убийца». Гефтер снова и снова возвращается к загадочной точке, где рождается человек как преступник, Homo sapiens – чудом выжившее существо и хитроумный убийца. В 1993 году Сталин с Ельциным, поначалу разнесенные, для Гефтера начинают срастаться. При обдумывании этой злободневной пары возникает призрак некоего Третьего – Наследника (фрагмент 014). Гефтер колеблется между родовым чувством опасности и надеждой на парадоксальный, хотя и страшный выход из тупика.

Он приходит к необычным для него, принципиального антифашиста, мыслям о «человекопоказанности убийств» для Homo historicus (фрагмент 075). Гефтер видит, что человек склонен создавать социальные системы, в которых не может существовать. Предстоит выбирать. Либо возвращение из истории к вновь признанной и обновленной повседневности. Либо риск гибели, на этот раз окончательной, не обязательно военной.

Сквозная линия ведет от праубийцы к убийце-Ленину через убийцу-Сталина к убийце-Ельцину и неизвестному будущему «суверенному убийце». Но Гефтер не обвиняет никого. Он не свидетель обвинения – он защитник человечества, высшей идеи его времени. Смертельно опасной идеи ХХ века – апологет вопреки ее катастрофе (фрагмент 035).

Еще одна ось книги – тайна советской действительности как единственной состоявшейся русской (фрагмент 071). Будет ли другая? В медитациях Гефтера на тему «советского Рима» сомнения ощутимы, но и надежда не утрачивается вполне. Россия – уникальное приключение Homo sapiens на переходе в мировую историю. Но переход закончен, да и сама история завершена. А покинутая идеей человечества Россия остается опасным местом для русской жизни. Не ожидая от убийц октября 1993 года ничего доброго, Гефтер обдумывает шансы будущего ненасильственного сопротивления. В проект последнего он хотел вписать свой колоссальный опыт изучения Ленина и русских революций, однако проект остался не завершен.

Гефтеровский способ мыслить историю как политику безотказно срабатывал в моей политической практике. Но, разбирая кассеты, я получил немало щелчков по самолюбию, осознав, сколько из моих идей сообщены мне учителем. И оставались втуне, пока случай не выведет их на свет. Так было и с концептом социальной правой, буквально разжеванным мне М. Я. в 1993 году (фрагмент 016). С середины 90-х он станет одной из моих базовых гипотез, пока из «доверчивой массы» Гефтера не сложится платформа путинского большинства.

Но сам Гефтер не несет за это ответственности. И я теперь вижу, насколько сам был всего лишь несовершенным приложением к его идеям. Я избегаю входить в их обсуждение, чему место в совсем другой книге. В этой я присутствую только живым поводом к разговору Михаила Яковлевича Гефтера в тот окровавленный 1993-й, предпоследний полный год его жизни.

Разговаривая с Гефтером, мы ничем не ограничивали тематики. Сюжеты разговоров случайны, расходясь и вновь встречаясь, исподволь обновляют повестку. Чтобы помочь читателю проследить за нитью разговора, фрагменты начинаются с абстракта содержащихся тем.