Михаил Гефтер - 1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским

Здесь эмбрион центральной идеи Ленина.

– В диалоге Чернышевский – Ленин аграрный вопрос для обоих централен не только потому, что связан с положением большинства населения. Аграрный вопрос коренной и в том смысле, что способ решения его даст ключ к пересозданию имперского целого в общество России. Постановка вопроса об «азиатчине» и есть ключевая тема аграрного вопроса по Ленину.

«Азиатчина» целостна в том смысле, который противостоит обществу и исключает его собой. Азиатчина связывает множество сословий, государственных разрядов, помещиков, крестьян – миллионы людей, разбросанных по разноукладной империи через имперскую абсолютную власть. Тогда в решении аграрного вопроса ищи ключ к пересозданию целостности страны. Способ решения аграрного вопроса станет ключом к преодолению абсолютистски-имперской «азиатчины».

Абсолютистская целостность никак не перейдет в буржуазную: здесь центральный пункт Чернышевского, но здесь и центральный пункт Ленина. Чернышевский стоял лицом к лицу с этой целостностью – при Ульянове она пошла трещинами в имперском монолите. Трещинами заметными, но недостаточно глубокими. Ко времени Ленина процесс дезинтеграции (назову его так, вслед Марксу в письме Даниельсону [50]) сделал громадные шаги вперед. Теперь дезинтеграцию подпитывает и капиталистическое развитие. Капитализм вызвал к жизни рабочее движение, перестройки в общественном сознании. Но социально дезинтегрирующая эволюция , даже при содействии прогрессивных общественных кругов России, не формирует новую целостность общества. Между старым и новым разрыв: одно не переходит в другое.

Вспомним постановку вопроса в «Великорусе» [51]. «Великорус» – сгусток тактики в прекрасной четкой форме, в том смысле, который я вкладываю в это понятие. Мыслеформа прокламации собрала все, что у Чернышевского рассеяно по статьям с разными доводами. Здесь оно очерчено главной тактической формулой: двуединое освобождение крестьянства и Польши означает ликвидацию Российской империи в прежнем виде.

Ликвидация крепостного рабства невозможна без конституции, без завоевания конституционного строя каким-то образом. Но конституционный строй только предварительное условие! Не перестроенный конституционно, абсолютизм не решит ни польского, ни крестьянского вопроса. Еще хуже: в качестве неспособного решать вопросы иначе как в рабовладельчески-имперском духе он становится злым врагом всего мыслящего и ищущего в России. Ослабленный, всего страшащийся, он станет не только давящим, но и расстреливающим абсолютизмом.

Значит, нечто должно пролегать между дезинтеграцией, с ее множественными политическими и социальными конфликтами, и созданием целого новой России, страны свободных людей. Нечто, без чего одно не перейдет в другое. Как совершить это пересоздание и перестройку?

Возвращаюсь в исходный пункт. Пересоздание имперской, крепостнически-рабской «азиатчины», исключавшей общество, в новую Россию не будет лишь переносом европейских институтов, но чем-то, что (с точки зрения всемирного процесса) равномасштабно европейскому гражданскому обществу. Такова главная мысль Чернышевского, уже в артикуляции Ленина.

– Ленин изначально идет от вопроса: откуда все-таки русское народничество? Блажь и предрассудок или там коренится что-то иное? С его точки зрения, русское рабство выросло в имперское целое, в могучую силу: Россия капиталистической стать не может. Полукрепостничество не только препятствует развитию, но само модернизируется капитализмом. Следует вывод, что путь свободному развитию не пробить иначе, как политически перестроив всю Россию.

Так Ленин приходит к своей модели неклассического марксизма, которую можно сопоставлять с моделью Бернштейна. Русская буржуазная революция по Ленину – уже не «их» революция, в которой «мы», социал-демократы, принимаем участие, лишь поскольку русские буржуа слабы. Это наша революция . Это мы, социал-демократы, в России будем вводить свободный капитализм. Но чтоб смочь его ввести, надо стать силой . А чтобы стать силой – станем партией .

Возникает вопрос: ладно, взяли власть – дальше что? Вопрос идет от ортодоксального марксизма: социалист возьмет власть для чего – только чтобы дать простор капиталистическому развитию? Ленин этого периода отказывается от противоречивой модели развития. В этом он наследует русскому XIX веку, веку без Гегеля (которого Россия проштудировала, но не приняла). Возникает политически асимметричная картина предстоящего: бой предстоит вести за свою буржуазную революцию ! Партия берет власть, чтобы дать полный простор капиталистическому развитию. Но кто мы сами после этого?