Михаил Гефтер - 1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским

Расхождение начинается еще в период ленинского ученичества у Плеханова. Для того в народничестве не было трудностей: это часть его жизни, откуда он ушел, оборвав все с корнем и нажив чахотку. Прошлое, на котором поставлен крест. Заблуждение отринуто, и в нем уже нет трудности – но для Ленина есть.

У него здесь наследство трудности как наследство миссии: либо он преемник Чернышевского, либо некто заблудший, зашедший в тупик. С одной стороны, есть трудность, в которой он полубоится сознаться, ибо есть страх, признав народничество проблемой, оказаться в чужом лагере… С другой стороны, личностный расклад говорит, что отстоять себя в маленьком марксистском кругу он сможет, только став лидером. И где-то это смыкается.

Конечно, проще облегчить себе дело, представив Ульянова често любцем.

– Но у него кумиром был Рахметов.

– Это верно, но ведь Ульянов – это Рахметов, себя преодолевающий. Принимая рахметовскую модель взаимоотношений, он упрощает ее, переведя на язык марксизма. Что не могло не сказаться на том, как он воспринимал Чернышевского.

У Чернышевского очень непростая структура человеческих кругов, из которых состоит мир «Что делать?». С одной стороны, Рахметова называют солью земли, на которой все прорастает. Это очень серьезно, как бы иронично он к этому ни относился. Но обрати внимание на то, как Чернышевский вводит понятие «новые люди». Кто эти новые люди? Рахметов может действовать только потому, что возникают новые люди, и они взаимодействуют с людьми грешными, земными. Последние далее делятся на людей злодейского типа и тех, которые дурны по нужде. Но они люди, и сама дурнота есть признак их человечности.

Целое мироздание Чернышевский выстраивает, а Ульянов перевел его мир на свой лад и редактирует Рахметова. Рахметов у него уже не временный компонент, он лидер новых людей. Он их куратор, их высший распорядитель. Вся ситуация начинает меняться, и то, как могла бы строиться душа России, также приняло иной оборот. Пересеклись обе линии – защита себя, обязывающая его стать лидером, с движением слоя, который себе лидера ищет.

Наконец, третий момент: Ленину надо каким-то образом пересмотреть неудачу русского XIX века, изложив ее на марксистский лад.

– И конечно, остается тайна текста, связанная с жанром и намерениями автора. Тайна второго «Что делать?», ленинского. Обращенное, как и у Чернышевского, к «новым людям» – новым людям социал-демократии, трактат должен быть рассмотрен как формирующий тип действующего лица. Есть прямое документальное свидетельство Валентинова, что Ленин сознательно избрал для своей книги то же название, что у Чернышевского, – «Что делать?». Но и кроме этого, у нас достаточно оснований для сопоставления контекста первого «Что делать?» с контекстом второго.

Для Чернышевского «новые люди» – люди, которых прежде на Руси не бывало. Будучи обыкновенными людьми, они должны еще внутренне дозреть до национальных деятелей. Им предстоит организацией помериться силами со всеобъемлющим деспотизмом, проникшим во все поры жизни и все охолопливающим.

В России Ульянова марксист также не мог стать социал-демократом, не став всероссийским деятелем. Итак, цель – новый всероссийский деятель. Как она решается у Ленина? Его организационная идея: агенты «Искры» не входят в местные социал-демократические комитеты. Они представляют единый социал-демократический центр – еще не существующий, формирующийся. И создают сеть, тяготеющую к «Искре» как идейному центру. Организационный замысел нацелен на то, чтобы в их лице образовалась завязь новых социал-демократов – всероссийских деятелей в локальном масштабе города или региона.

Под этим углом зрения проступает невидимая связь двух «Что делать?», никем не замеченная, но самая тесная. Здесь ее фокус: еще не нашедший себя Ленин обращается к еще не сформированным «новым людям социал-демократии». Этот ход создаст Ленину верных сторонников. Без чего необъясним дальнейший ход вещей.

Главная идея «Что делать?» – идея движения во все классы . Полагаю, это прообраз его будущей идеи «революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства». Инициация мысли от первого ее контура – конституционного движения, руководимого «новыми людьми», организованными на социальной, пролетарской основе, далее поведет Ленина к идее крестьянской буржуазной революции. Тема «внесения сознания в массы» при таком подходе подчинена мысли о «движении во все классы» новых людей.