Раздвоенное сознание, характерное для советской интеллигенции, доминирующее в ее психологическом состоянии вплоть до наших дней, вызывает оторопь у психиатров. Искусствовед А. Чегодаев пафосно заявляет: «Очень сильно заблуждаются те историки, что считают сталинские времена сплошным беспросветным мраком. Очень дурному и мрачному времени всегда противостояла глубокая и решительная оппозиция настоящих художников, писателей, артистов, режиссеров, музыкантов…» (53) Какая «решительная оппозиция», особенно после 1937 года!? Где они зарплату получали? В лучшем случае, легкое фрондерство.
Итак, в начале 1930-х годов массовые общественные и культурные движения переводятся в режим функционирования формальных институтов. Писатель не зависит от таланта или уровня популярности, в ходу совершенно другие правила игры – партийная и политическая целесообразность, место в бюрократической иерархии, личные связи. Согласие с внешне легкими правилами образа жизни обеспечивают симбиоз с властью через перспективы карьерного роста. Кроме того, появление писательского сверхобъединения, которому, по сути, противопоставить нечего, содействовало развитию патерналистских, иждивенческих настроений в творческой среде.
Ко времени воцарения Л. Брежнева Союз писателей давно уже является естественным элементом идеологической службы. Причем службы окостеневшей. Ради интереса можно сравнить некоторые данные по двум знаковым писательским съездам – первым (1934 г.) и пятым (1971 г.). Средний возраст делегатов I съезда советских писателей – 35,5 лет, V съезда – 56 лет.
На I съезде среди делегатов было 52,8 % члена партии, а на V съезде – 80 %. При этом свою основную задачу – контроль и обеспечение сносных условий существования для творческих работников – Союз исправно выполнял. Он вел успешную хозяйственную деятельность, не получал от государства дотаций, более того, сам отчислял в госбюджет до 800 миллионов рублей в год [108] Построить школьный комплекс со спортзалом и стадионом стоило тогда до 1 миллиона рублей.
. То есть писатели, находящиеся «в обойме», чувствовали себя весьма неплохо.
С другой точки зрения, нежелание и неумение некоторых из них втягиваться в ритуальные бюрократические игры, обязательная цензура, идеологическая удавка социалистического реализма заранее заставляли многих литераторов отказываться от борьбы за выход к своему читателю. Нередко страхи – настоящие и мнимые – обращались в живописную позу «гениев», еще ничего не сделавших, но заранее «обиженных» властью. Наверняка, фраза Булгакова о том, что « сами придут и все дадут» , многим из них испортила жизнь – они предпочли ничего не делать и ждать: «Ну, давайте, сильные мира сего, приходите, я уже жду…»
Успешный опыт создания Союза писателей подтолкнул власть к организации подобных объединений среди прочих представителей творческой интеллигенции. Возьмем, для примера, художников. В «Золотом теленке» Бендер собирался рисовать картину «Большевики, пишущие письмо Керзону». Отметим, что, согласно тексту соавторов, задумка картины пришла ему в голову, когда он обозревал выставку АХРР. Организация с таким загадочным названием действительно существовала – Ассоциация художников революционной России, с 1928 – АХР (Ассоциация художников революции). Тематику работ легко определить по каталогу выставки объединения за 1929/30 гг.: преобладают темы типа «Силосная башня», «Запашка», «Ротационные машины в типографии «Известий», «Подписка на заем в деревне», «Тревога на маневрах».
Известный большевик Е. Ярославский в обзоре очередной выставки АХР отмечает «яркие, жизнерадостные» картины, изображающие производственное совещание, посвященное урожаю, и подписку на государственный заем в деревне. Отголоски сей оживленной художественной деятельности мы находим во все той же «энциклопедии советской жизни» – дилогии об Остапе Бендере: «…четыре художника, издавна здесь обитавшие, основали группу “Диалектический станковист”. Они писали портреты ответственных работников и сбывали их в местный музей живописи. С течением времени число незарисованных ответработников сильно уменьшилось, что заметно снизило заработки диалектических станковистов». По ходу дела поясню, что музеи также находились под компетентным руководством старых большевиков. Например, директором Государственного музея изобразительных им. Пушкина [109] Получил это название в 1937 году.
в 1928 году был назначен некий Ильин (сплетничали, что он был отцом Ф. Раскольникова, знаменитого революционного матроса, советского постпреда в Болгарии). Так вот, когда этот Ильин впервые увидел гипсовые слепки с античных скульптур, кои хранились в музее, он истошно завопил: «Весь верхний этаж битком набит битыми статуями, без голов, без рук, без ног!» Заметил, так сказать, «непорядок» (55).
Читать дальше