Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Жестокость эпохи задавала тон не только в сталинской России. Вспомним, что одновременно шла кровавая Гражданская война в Испании, массовые репрессии в Германии, во всех авторитарных странах Центральной и Восточной Европы политические конфликты оборачивались кровавыми междоусобицами, подавлениями восстаний, расправой с идеологическими оппонентами. Даже гонимые Гитлером евреи не стеснялись в свою очередь рассуждать и решать – кто вправе жить из их соплеменников, а кто должен умереть. В том же 1937 году будущий первый президент Израиля Хаим Вейсман (Вейцман) сказал: «Я задаю вопрос: “Способны ли вы переселить шесть миллионов евреев в Палестину?” Я отвечаю: “Нет”. Из трагической пропасти я хочу спасти два миллиона молодых… А старые должны исчезнуть… Они – пыль, экономическая и духовная пыль в жестоком мире… Лишь молодая ветвь будет жить» (72). Таким образом, предполагалось, что четыре миллиона европейских евреев должны погибнуть ради некой мечты, идеала [83] Подробнее о довоенном сотрудничестве сионистских кругов и нацистов в моей «Опасной книге». . А теперь спросим – стесняются ли евреи Вейсмана?

Сталин тоже хотел избавиться от того, что он считал «экономической и духовной пылью», от тех, кто мешает движению вперед. Недаром, его ближайший соратник Молотов до конца жизни считал репрессии не произволом, а продолжением революции в сложной мировой обстановке. Но о том, что Сталин приносил народ в жертву идеалам, знают все, а том, что нечто подобное творили убежденные сионисты говорить не принято. Это были сходные в своем фанатизме социальные религии, две дороги к земле обетованной. Недаром последняя кампания Сталина направлена в 1948–1953 годах против неких «безродных космополитов», конкурентов, противостоящих советской государственности, новому евразийскому сплаву народов – задуманной и почти осуществленной альтернативы атлантическому, западному миру.

Фигура Троцкого, наиболее последовательного противника Сталина, сродни собирательному образу «безродного космополита», политика, исповедующего идею, что у пролетариата «нет и не может быть отчества», сторонника именно всемирнойреволюции. И вопрос не столько в идеологической фразеологии коммунистических вождей или их национальном происхождении, а в их «почвенническом» либо «глобалистском» мировоззрении, и какое из них находило поддержку и понимание у простого народа. И, пожалуй, сам Троцкий с его расстрелами во время Гражданской войны, презрением к российскому крестьянству, нескрываемым самомнением сделал невозможным развитие своего проекта в России. Даже такой либерал и открытый для мира писатель, как К. Чуковский, отмечал родовые черты «всемирных» революционеров: «Троцкисты для меня были всегда ненавистны не как политические деятели, а раньше всего как характеры . Я ненавижу их фразерство, их позерство, их жестикуляцию, их патетику. Самый их вождь был для меня всегда эстетически невыносим: шевелюра, узкая бородка, дешевый провинциальный демонизм. Смесь Мефистофеля и помощника присяжного поверенного» (73).

Если присмотреться, то фразерство и патетика современной либеральной интеллигенции во многом копируют внешнюю эффектность и революционную фразу троцкизма. Собственно, и главный ниспровергатель Сталина Н. Хрущев был в 1923–1924 годах троцкистом [84] Правда, в 1925 году в своем грехе он покаялся, и взгляды свои пересмотрел. . И человеком Лев Давидович при близком общении, говорят, был обаятельным и продвинутым – например, в те далекие годы свои мемуары уже на магнитофон наговаривал. А магнитофоны-то едва появились. Мелочь вроде, а неординарного человека характеризует. И сторонники преданные у него имелись, многие из них были крепкие духом революционеры с дореволюционным стажем. В статье «Троцкисты на Колыме» М. Байтальский, будучи очевидцем, рассказывает, как во время этапирования в советскую ссылку арестованные революционеры-троцкисты поддерживали свой боевой дух: «С большим воодушевлением весь этап пел «Интернационал», «Вы жертвою пали», «Варшавянку», «Смело товарищи в ногу»… (74) Сохранились также свидетельства их сопротивления в лагерях – голодовки, забастовки и пр. «Были ли объективные предпосылки или хотя бы теоретическая возможность существования заговора против Сталина и его группы?» – задается вопросом известный исследователь сталинизма Ю. Жуков. «Ответ на этот вопрос может быть только положительным… Часть наиболее сознательных, убежденных и вместе с тем самых активных коммунистов сохранили собственное мнение по возникшим проблемам, не желая ни принимать новый курс Сталина, ни становиться откровенными конформистами. Они продолжали ориентироваться только на мировую революцию, сохранение незыблемости классовых основ Республики Советов, диктатуры пролетариата» (75).