Александр Милкус - Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Министерство образования и науки времен Андрея Фурсенко критиковали нещадно. Я очень пунктирно рассказываю о событиях в образовании, особенно мне запомнившихся. А можно еще вспомнить начало борьбы за эффективность Российской академией наук, попытку убедить академиков отчитываться за использование собственности академии. И не только это…

Андрей Фурсенко:

– Я могу назвать еще несколько законов, которые проходили не проще, чем закон об обязательном ЕГЭ. Например, Закон об ограничении возраста ректоров. Это очень тяжелый документ. Он носил личностный характер, и в каком-то смысле для ректорского сообщества он был еще более болезненным, что ЕГЭ. У нас после принятия этого закона средний возраст ректорского корпуса уменьшился на 9 лет.

Ярослав Кузьминов:

– Я считаю, что это был как раз последний выплеск борьбы против тех изменений, которые происходили. Фурсенко очень активно начал разбираться и с коррупционными схемами в образовании. При Филиппове еще не доходили до этого руки.

Против Фурсенко было мобилизовано очень много негатива. Очень много частных интересов питало этот негатив, финансировало выступления, публикации. В общем, он очень тяжелые вещи на себе вынес.

Образование – сложная система. И она работает, одновременно обеспечивая ряд разнородных целей, которые есть у страны. Образование должно обеспечивать экономическую успешность людей. Это главная его задача. Когда мы выйдем из школы, из вуза, мы должны зарабатывать столько, чтобы кормить не только себя, а кормить еще и окружающих. Свою семью. И тех, кому не повезло зарабатывать столько, чтобы самому обеспечивать себя и своих близких.

Сегодня из нашей школы выходит примерно четверть учеников, которые являются неуспешными, они не освоили один или несколько предметов. То есть они, как говорят, не обладают функциональной грамотностью – или плохо пишут, или плохо считают. И это примерно соответствует той доле наших граждан, которые экономически неуспешны. В этом смысле у Фурсенко и его команды стояли глобальные задачи.

Игорь Реморенко:

– Обсуждалось, что если мы в политике страны сделаем приоритетным образование, надо объяснить, чего же мы хотим, какая школа должна быть? Мы тогда сидели, придумывали. Помню, это были как раз новогодние праздники. И вот тогда возникла фраза – добрые, чуткие, восприимчивые ко всему новому учителя. И смысл в такой фразе действительно был. Чего мы ожидаем от образования?

Но мы где-то перемудрили.

После инициативы «Наша новая школа» возникла «Стратегия действий в интересах детей», потом возникла государственная программа образования, потом возникла новая Федеральная целевая программа развития образования, «Cтратегия до 2025 года». И все эти стратегические цели наслаивались друг на друга, возникала каша. И в результате ни на чем конкретном не сосредоточились.

Это, пожалуй, было еще одно болезненное и не очень понятное для учителей нововведение.

С 1 декабря 2008 года была введена новая система оплаты труда (НСОТ) для работников бюджетной сферы. Прежде всего – для учителей.

Идея в общем-то понятна: важно было закрепить некий гарантированный уровень оплаты труда учителя и запустить механизмы, которые стимулировали, заинтересовывали его развиваться, расти. Было три варианта НСОТ. И регионы сами должны были решать, на какой им переходить.

Но, по сути, в большинстве школ закрепилась система, которая состояла из трех компонентов. Базовый оклад, компенсации, которые должны были начислять за интенсивность труда и выполнение дополнительных работ, и стимулирующие выплаты.

Министерство образования критерии стимулирующих выплат отдало на откуп регионам, а те спустили ниже – муниципалитетам и самим школам. Логика такая: чиновники считали, что школы, действующие в разных условиях, сами могут определить заслуги, за которые учителю положены доплаты. Не зря же создавали при школах такую форму общественного контроля, как управляющие советы!

В итоге получилось – кто в лес, кто по дрова. И у опытных (будем называть их так) директоров школ появилась собственная копилка, из которой они могли жаловать или наказывать учителей. Если распределение стимулирующей части учителю казалось несправедливым, добиться правды оказывалось невероятно трудно. Проще уволиться. Но проблема была в том, что в небольшом городе или поселке другой работы зачастую не было.