Марк Котлярский - Вокруг меня, или 100 писем, извлеченных из Фейсбука

Я сидел со своим знакомым писателем в Доме актера, в приятной, уютной кафешке на втором этаже, чьи окна выходят в сад. Не все об этой кафешке знают, да и Слава Богу. Так вот, сидели мы, беседовали на разные темы, вдруг меня осенило.

– Знаешь, – сказал я, – что-то странное мне вдруг пришло в голову.

– Что? – спросил он.

– Мне вдруг показалось, что ситуация в Питере сродни тихой-тихой заводи, а вы все, питерцы, сидите на дне, под водой, над вами зеленоватая ряска, вам хорошо и тепло, и только по пузырям, которые иногда всплывают на поверхность, можно судить о том, что вы живы. Вас не интересует, что происходит там, наверху…

– Можешь не продолжать… – сказал мой собеседник, усмехнувшись.

– Почему? – поинтересовался я.

– Потому что ты прав… – вздохнул он. – Так оно и есть на самом деле.

Буквально на мгновение возникло странное ощущение: будто я потерял пространственную ориентацию.

Если бы так можно было бы заметить, то у меня в глазах… потемнело от света.

Всё вокруг лишилось привычных очертаний, поплыло, покачиваясь, «словно лопасти латаний на эмалевой стене…» (В.Брюсов).

Я остановился, прикрыл рукой глаза, и ко мне стало возвращаться утраченное равновесие.

Не хочется проводить никаких жизненных параллелей.

Но они есть.

(«Ты сусликов видел?» – «Нет!» – «Но они есть…»)

Сколько же нас, остановившихся внезапно и ослепленных солнцем?

Сколько нас, потерявших вдруг, посреди дороги, ориентацию в пространстве?

Сколько нас, хотя бы на миг, утративших связь с реальностью?

Сколько нас, застывших в ужасе, как от солнечного удара, от нежданного предательства?

«Обнимемся, мы станем братья…»

– Кто это? – спросили там.

– Простите, Вам передали небольшую посылочку. Я могу войти?

– Не надо, мы сейчас спустимся.

Минут пять он топтался у подъезда, пока, наконец, дверь не открылась и оттуда вышла женщина лет семидесяти, похоже, крашеная блондинка.

– Где она? – сказала женщина, не поздоровавшись, имея ввиду посылку.

– Вот, – пожалуйста, – он вытащил из портфеля сверток. – Но я так понимаю, что это для Вашей дочери?

– Давайте! – она даже не ответила на вопрос.

Он протянул ей сверток. Но то, что происходило дальше, не укладывалось вообще ни в какие рамки.

Женщина внезапно швырнула сверток на землю и стала топтать его ногами, так ожесточенно, будто это была печень ее злейшего врага.

Поймав его совершенно офонаревший от непонимания взгляд, женщина взвизгнула:

– Оставьте, наконец, в покое мою дочь! Оставьте ее, слышите, Вы!

И, вконец разделавшись со свертком, развернулась и захлопнула за собой дверь.

В то же время, как ни парадоксально, Михаил – опустившийся алкоголик, страдающий легкой формой шизофрении. Одет неряшливо, небрит, от него постоянно разит сивухой.

Судьба сыграла с ним воистину злую шутку, одарим талантом, с одной стороны, а с другой послав ему такой шквал испытаний, от которого сам Иов бы многострадальный не выдержал.

Судите сами.

Подававший феерические надежды, аспирант одной из знаменитых консерваторий, работавший с многими известными музыкантами и певцами.

Михаил решил изменить судьбу, эмигрировав.

Его жена скончалась в возрасте 30-ти с лишним лет от рака легкого.

Дочь уехала в Германию, и об отце ничего и слышать не хочет.

Родной брат, талантливый литератор, бизнесмен, был убит, в результате криминальных разборок.

В эмиграции Михаил продолжал концертировать, но все больше и больше опускался на самое дно, тратя все деньги на выпивку и пьяные загулы.

У него была любовница, которая бросила его за ненадобностью.

Он здесь, он жив, он среди нас.

Кажется только, протяни ему руку и его можно будет спасти.

– Поздно уже, – говорит Миша, – я прожил свою жизнь бесполезно…

И его пьяная голова качается в такт словам.

Нет лучшего средства, чем убежать от самого себя.