Сергей Максимов - Сибирь и каторга. Часть первая

В хорошем, более законченном языке (как, например, в офенском), для лучшего укрытия от любопытного и любознательного уха, на один предмет и понятие существует по нескольку иносказательных выражений: есть — ефить, троить, брясть; девица — корюк, карета, карюха; водка — гамза, гамзыра, дряб-ка; огонь — дульяс и дулик; работник — наепшурник, придешь; сын — фетяк и лащина; пирог — спидон и кундяк, а так как по деревням гостеприимно кормят пирогами всякого захожего человека, то, например, и у шерстобитов (волнотепов) имеется для него особое имя — елесник; божиться — сгодиться (потому что Стод — Бог) и щедиться и проч. В музыке, по богатству слов уступающей только словарю офенскому (торговому), точно так же на деньги два слова: сара и бабки, на платок три: лепень, шемяга, персяк, на избу также три: куреха, домуха, домовуха; бежать — хрять и лататы; ничего, не беда — сухари! шманал; шинель — шельма и накидалище; вынуть из кармана — выначить и срубить; соединиться в шайку — стабуниться и склеиться; лакей — алешка, Алексей Алексеич; укус — лак; халдей — денщик; похороны — халтура и проч.

Многие слова утратили секрет и, прорвавшись в общенародное употребление, перестали считаться пригодными для обихода в темном ремесле, в плутовских изгибах его, и не перестали лишь смущать близоруких собирателей словарей этих. В мазурницкой музыке мы находим такие слова: одеть — оболоч ь; бежать и убежать — хрят ь и ухрять; попасться в преступлении — влопаться; скрыть , заслонить — затылить; для виду — для блезиру; сделать неудачную кражу — начудит ь; чертоплешина — плюха по затылку; труба — вздор , пустяки; жули к, который означает по музыке и по-офенски ножик, по музыке же — и мальчика-ученика воровскому делу, перенесено в Москве на самых мастеров промысла; пропить, промотать — проюрдонит ь; [112]у офеней пащено к — дитя, ребенок; мась я — мать; глаза — зеньки . Все эти слова знают все петербургские мастеровые, многие из этих слов употребляют люди и повыше полетом.

Само собою разумеется, что богатство слов сосредоточивается там, где вращается и самый промысел. Темное дело, прикрытое темными условными словами и выражениями, на этот раз обнаруживает свои живые пункты и поле деятельности во всей наготе.

В таких случаях и обилие слов, и хлопотливая изобретательность их являются в отчетливом виде; здесь на воре и шапка горит. А так как все это творится для денег, все это вдохновляется ими, то этот предмет и исчерпан всеми до пределов возможного и ведомого, и потому об них-то и первая речь наша. По таблице, приведенной выше, видимо разнообразие прозваний самых дене г и одного из крупных и основных представителей их — бумажного и серебряного рубля. Кто на последние видоизменения рубля и денег не ходит за недосугом, но петербургские мазурики различили свои финашки, финаги (бумажные деньги, ассигнации), как офени свои пельмахи, от сары и царей (серебряной монеты) и от рыжих, веснушных (денег), от рыжиков — червонцев и рыжей сары — полуимпериалов, потому что эти деньги в руках их бывали зачастую, также они знакомы и офеням (под нехитро придуманным прозванием кузлота). Последнего сорта монета неизвестна ни конным барышникам, ни мелкоте — промышленникам шерстобитам и коновалам. Зато у всех известны под своими именами гривна (маруха у офеней, трешка у мазуриков, жирмаха у конных барышников), пятачок — пензик у первых, пискарь (медный), пискарек (серебряный) у мазуриков; полтина (ламиха офен., ламышник мазур., дер барышн.), четвертак, исчезнувший из употребления (жирма-беш у карм., секана и секис у барышн.); целковый (хруст офен., кругляк отверницкий, царь и дере по музыке, седой у коновалов, бирс у барышн.); копейка (трофил офенск., канька и каника у мазур.). А так как на руки офеней чаще и больше других перепадают деньга, то у них есть слова и на грош (баш), и на денежку (батень), и на трехгривенный (хруст с пензиком). Умеют считать они и до тысячи, которую зовут косухою (значение слова этого у мазуриков ослаблено переносом на сотню — косуля — и эти купцы пропалых вещей дальше сотни рублей не считают и счета не знают). У офеней, обязавших себя вечными счетами и выкладами, это дело затемнено больше всех и офенский счет полнее всех и совсем другой, чем, например, у лошадиных барышников и у скрыпенских и других коновалов.

Затем, само собою, по зависимости от предметов торга и купли, офени-торговцы поспешили заручиться своей терминологией, которая дает словарный сборник количеством слов больше тысячи. По способу меновой торговли, каковая не гнушается выменом всего, что придется на руку (и выменивает, между прочим, с такими неслыханными барышами, более чем сто на сто проц.): и яйца (ягреняты), и ложки (свербалки), и мед (емеля), лапти (верзень), пшеницу (кундешница), масло (ласо), всякий хлеб (сумар), лошадь (ловак, остряк), овес (щупляк), ячмень (сахар), рожь (зеха) и проч. Мужику (лоху) и бабе (кубе), и молодице (ламохе), и красной девице (карате, карюхе) с завистливыми и склонными на соблазн глазами торговец-ходебщик и офеня ездовой отдают на обмен все, что надо, что им самим навалили в Москве (в Батусе) на кредит из залежного и прахового товара: гребень (дербужник), стакан и рюмку (бухарник, бухарку), ситец (лепешник), платок (лепень), сукно (шерсно, вехно), ножик и ножницы (жуль и жульницы), стекло и посуду всякую (звеньеху), рукавицы (нахиреи), топоры (машурики), пояса (подбали), сальные свечи (щедреги), а на лакомый вкус богатого мужика на чай бусильни к (бусильнк оттого, что люди пьют его — буся т), и сахар сластим, и зеркала вершальниц ы (затем, что вершить — глядеть в них надо) и другое тому подобное. Для таких дел у офеней и брысы (весы) такие сделаны, что брысят с походом всегда на его сторону. Пропуливает пулец — продает купец этот вяло и рыхло (много и скоро), больше широго, чем склешево (дороже, а не дешевле) и за то ерчить на громати на своем ловаке, а не похлить на стухах (ездить на телеге на собственной лошади, а не ходить пешком на своих ногах с коробом на горбе), да еще сверх того седмает в рахе на дудорге, троет вятелку за стропенем, сафает скрыжами кундешные кундяки и забусывает (на худой конец) чкуном, а чаще всего клыгой, а не то и кером (т. е. в избе, на лавке ест утку за столом, мнет зубами пшеничные пироги и запивает квасом, брагой, а не то и пивом). На крестьянского обманщика собаки не лают, а мужичью голову недаром прозвали на Соже неразумницею: бузу (бедного) от стодена (богатого) лоховой обзетилыцик (крестьянский обманщик) не распознает. И все-таки "котюры скрыпы ртвандают, поханя севрает шлякомова в рым, нидонять дрябку в бухарку, гируха филосы мурляет, клюжает и чупается (ребята ворота отворяют, хозяин зовет знакомого в дом, наливает водку в рюмку, хозяйка блины печет, подает и кланяется): "Спасибо еще и за то, что мимо двора не проехал". За мужиком сплошь и рядом у торгована шилку скень (долгов много). Хоть офеня и знает Стода (Бога), но не лучше нефедя и скеса (еврея) бусает лохову гиру (пьет крестьянскую кровь); видку (правду) только по имени знает. Офени говорят: "Масья! ропа кимат, полумеркоть, рыхло закурещать ворыханы" (мать, пора встать, полночь, скоро запоют петухи). "Да, позагорбил басве слещить: астона басвинска ухалила дработницой" (да, позабыл тебе сказать: жена твоя померла весною).