Сергей Максимов - Сибирь и каторга. Часть первая

— Ухрял было (печалится мазурик мазурику, х о — дя по музыке, т. е. говоря своим байковым языком), ухрял было вечор, с бутырем справился, да стрела подоспела и облопался (казак прискакал и попался).

Предостерегают друг друга: "Стремя!" "Стремит михлютка!" (Жандарм смотрит, берегись!)

Хвастаются: "Вечор я было влопался (попался), насилу фомкой отбился, да, спасибо, звонок (товарищ-мальчишка) со стороны поздравил каплюжника дождевиком" (бросил в полицейского камнем). Или: "Срубил шмель, выначил скурлажную лоханку" (вытащил кошелек с деньгами да серебряную табакерку).

Расспрашивают друг друга: "Во что кладет мешок веснухи?" (Во что барышник-перекупень ценит часы?) — "Я правлю три рыжика, он четыре колеса кладет" (Я прошу три золотых, он четыре целковых дает).

Печалятся о товарище: "Он ведь уж ел миноги и спроважен, не чиста была бирка" (наказан и выслан, паспорт был фальшивый), и проч. и проч.

На языке офеней переписывались белокриницкие (австрийские) раскольники с московскими и вообще живущими внутри Империи. Похожий на офенский язык существует у кинешемских и вообще костромских, макарьевских и кологривских шерстобитов, уходящих в Восточную Россию, "в Сибирь" (как они называют), и шерсть бить, и коновалить, и колдовать. Имеется свой язык у буевских мелочников-гребенщиков, ходящих по столичным дворам с козлиным выкриком: «щетки-гребенки» и с ящиком за спиною. Подмечен искусственный язык у нищих, где нищенство превратилось в правильно организованный промысел (во Владимирской, Тверской, Рязанской и Московской губерниях). «Картаво» умеют говорить лошадиные барышники, руководствуясь нужными для тайны цыганскими словами. Языки эти в народе слывут под разными прозвищами: кантюжного (собственно, нищенский), [114]галивонского (шерстобитов), ламанского или аломанского (тот же офенский или офинский), байковый или мазурницкий, музыка. Существовал еще язык тарабарский и язык "по херам" (херовой). Последний основан на приставке в живой язык после каждого слога [115]слова «хер». Тарабарский же придуман смекнувшими грамоту школьниками, переставившими согласные буквы в обратную, вместо б-щ, в-щ, г-ч, д-ц, ж-х, з-ф, к-т, л-с, м-р, н-п. Так, например, выходит: "Я упнул у Шапти тасачить", что значит: я унес у Ваньки калачик. Вообще же тарабарщиною привыкли называть всякую цифрованную и шифрованную грамоту, предполагающую знание особого ключа. Языками этими руководились грамотные люди, их придерживались затворники учебных заведений, и в особенности бурсаки семинарий, откуда языки эти несомненно и вышли. В подобие тарабарскому с лишними проставками в живых словах существует язык кубрацки й (кубраков-сборщиков подаяний на церкви, обративших это дело в промысел и живущих в городе Мстиславле и местечке Дубровне Могилевской губ.). Проставка раздельных слов, по очереди одно после другого, шайк а- шири , употребляется с такою быстротою и ловкостью (от привычки), что затемняемые ими слова действительно темнеют так, что становятся положительно незнакомыми и непонятными. Надо большую сноровку и долгую привычку, чтобы выслушивать быстро и во множестве мелькающих «шайка-шири», чтобы брать слоги подходящие и составлять слова настоящего предлагаемого смысла. Знание, промысел кубраков-прошаков также не совсем прямое и открытое дело: десятки сборщиков в десятки лет собирали подаяние на те церкви, которые после их видимых хлопот найдены разрушенными, с обрешетившимися крышами, с битыми земляными полами и соломенными наметами, мало чем отличавшимися от бедных полуразвалившихся белорусских хат. В самом Мстиславле до сих пор стоят деревянные развалины трех церквей и четвертая каменная, построенная, как известно, на казенные деньги, переименованная в собор из полковой церкви.

Год: 1861