Наталия Перевезенцева - Прогулки по Петербургу с Виктором Бузиновым. 36 увлекательных путешествий по Северной столице

Александр и Ольга Стенбок-Ферморы большей частью жили за границей, поскольку вряд ли бывшую Ножикову тепло приняли в высшем свете. Но, кажется, граф оставил о себе в Лахте добрую память – он жертвовал немалые средства на содержание местной школы и церкви, поддерживал благотворительные мероприятия. Приезжая в Лахту, Александр и Ольга жили в Охотничьем замке, построенном еще отцом графа. Романтичное здание с башенкой [93]стоит среди остатков старинного парка, но, увы, увидеть его не просто. В советское время там долгое время находились «глушилки», бдительно охранявшие нас от вредоносной пропаганды «Голоса Америки» и «БиБиСи». Секретный объект, обнесенный забором и рядами колючей проволоки, до сих пор недоступен.

Лахта. Замок Стенбок-Ферморов. 1900-е годы

Жизнь в Париже требовала немалых средств, и дела Александра Стенбок-Фермора пошатнулись. Поэтому он решил заняться дачным строительством и основал поселки Владимировку, Ольгино и Александровку, назвав их, соответственно, в честь отца, жены и себя любимого. В Уставе Бельгийского акционерного общества [94]под названием «Анонимное общество Лахта» говорится: «Граф Стенбок-Фермор владеет на берегу Финского залива (Балтийское море) недвижимою собственностью пространством приблизительно девять тысяч десятин, простирающимся вдоль моря на протяжении около пятнадцати километров. <���…> Граф Стенбок-Фермор, влекомый желанием создать вблизи Российской столицы купальную местность, предоставил <���…> право <���…> на приобретение участка в приблизительно триста сорок десятин…». Тогда же были выработаны и Условия деятельности общества в России. Будущее нового курорта обговаривалось до малейших подробностей. «Незапрещенные законом игры, музыка и другие тому подобные развлечения в устраиваемых обществом заведениях допускаются с соблюдением установленного на сей предмет законом порядка».

Первая мировая война не позволила Лахте и Ольгину стать престижным приморским курортом, они остались дачными поселками. Да и графу Стенбоку особых доходов курортный проект не принес. Он все больше жил во Франции, где его и застала революция. Как многие эмигранты пошел работать – выдавал разрешения на право управления легковыми автомобилями в Париже, поражая французов своими техническими познаниями, а главное – неподкупностью.

Добавим еще, что Александра Стенбок-Фермора может помянуть добрым словом и палеонтологическая наука: на его средства откапывали мамонта, найденного в вечной мерзлоте Большого Ляховского острова. Граф не только оплатил экспедиционные расходы, но и предоставил первый этаж своего Охотничьего замка для препарирования мамонта.

Дачная жизнь в Лахте и Ольгине мало отличалась от, скажем, териокской или вырицкой. Дачи бывали разные – и собственные, довольно затейливые, с эркерами, башенками, цветными стеклами, и обычные крестьянские дома, сдаваемые хозяевами на лето. Близость Лахты к Петербургу и удобство сообщения с ним способствовали строительству постоянных дач. Состоятельные люди могли себе позволить заказать проект известному архитектору. Причем внимание обращали не только на красивый фасад и рациональную планировку, но и на современные удобства – электрическое освещение, канализацию, отопление. До сих пор в Ольгине и Лахте сохранились дачи в стиле «модерн», по которым можно судить о том, насколько уникальна страница, вписанная петербургскими архитекторами конца XIX—начала XX века в пригородное дачное зодчество. [95]

Интересно то, что само понятие «дача» – чисто питерское, и появилось оно примерно в 1830-х годах. До этого существовали имения, куда выезжали на все лето с чадами и домочадцами, попугаями и болонками. Но родовое поместье находилось где-нибудь в Тверской или Самарской губернии, и не всегда служивый человек мог позволить себе отлучиться из столицы на три месяца. А покинуть душный пыльный город, ох, как хотелось!

В Лахте проводили лето чиновники, приезжающие на воскресенье к семье, актеры, продолжавшие играть до самого закрытия сезона, и вообще все, кто не хотел слишком уж отрываться от городской жизни на лето. И, как повелось с давних пор: «Едва только петербургские улицы очистятся от снега <���…>, со всех сторон Петербурга – несмотря ни на холод, ни на отсутствие правильного летнего сообщения с дачами – вереницы возов с мебелью и разной домашней рухлядью потянутся по направлению за город». [96]