Наталья Белевцева - Мать Мария

Старик взывает вместе с юношей:

Ненависть фашистов к евреям, народу Божьему, выносившему во своем чреве Христа, была плотяной, звериной, кровяной:

К героям же французского Сопротивления, которые были причастны к делу спасения евреев, они обращались с тупой антисемитской пропагандой. Ответ был таков:

«Я – верующая христианка и потому не могу быть антисемиткой» (Вики Оболенская).

Православные священники давали евреям справки о крещении, устраивали фальшивые паспорта (отец Дмитрий Клепинин, отец Андрей Сергенко).

Отец Дмитрий Клепинин, священник церкви общежития на Лурмель, не отказался от своей помощи евреям, когда его вызвали в гестапо:

– Да, крестил и прятал.

Гестаповец предложил ему выкуп:

– Если я вас отпущу, вы откажетесь от помощи евреям?

– Нет!

– Как же вы, православный священник, смеете считать своим христианским делом помощь неверным?

Отец Дмитрий вместо ответа протянул ему крест:

– Вы знали этого еврея? – спросил он.

Удар в лицо повалил его на пол.

Мать Мария была арестована 9 февраля 1943 г. Улик достаточно: фальшивые справки о крещении евреев, укрывательство подлежащих аресту, распространение журнала «Резистанс», нескрываемая поддержка борьбы России.

Франция, лагерь у форта Роменвиль (до Пасхи 21 апреля 1943 г.)

Франция, лагерь в Компьене (с конца апреля до первых чисел мая 1943 г.)

Германия, лагерь Равенсбрюк (до 30 марта 1945 г.)

Лагерь… Читатель! У вас не может быть воспоминаний. Но все же… Вы, наверное, хоть раз отдыхали на советской турбазе? Отвратительный общий туалет, плохая еда остатками от наворованного, громкоговоритель весь день. Вспомните, как при раздаче порций вы украдкой сравнивали количество кусочков мяса на вашей тарелке и тарелке вашего соседа.

Ах, как легко уязвим человек! Как просто сделать его мучение! Кажется, самое страшное – насильственное общежитие. Но что может быть страшнее пленного общежития! Это знали и Сталин, и Гитлер.

Самые низменные инстинкты вырываются из глубин. И врагами становятся не посадившие тебя за колючую проволоку, но соседи по бараку. Они, как и ты, все хотят есть, спать, умываться, и потому ты их ненавидишь.

Лагерь – это действительно испытание на подлинное человеколюбие. Когда стынешь на аппеле под холодным дождем, как страшно отдать свои вторые сухие носки соседке, не имеющей их вовсе. Надо научиться посылки, получаемые из дома, делить между голодными товарками. Надо не дать тоске заслонить высокое.

Мать Мария к лагерю пришла подготовленной годами самоотвержения. Трудом самоотдачи, который вошел в привычку. И она отдавала, раздавала, делилась и, самое главное, старалась пробиться к сердцам отгородившихся друг от друга женщин, тоскующих и отчаявшихся. Мать Мария разговаривала с ними, организовывала лекции, убеждала: «Старайтесь думать о чем-то большом и добром… Главное, не снижайте мысль». Она знала – нужно сохранить дух. В этом была ее брань с бездуховностью фашизма. Вот что вспоминала С. Носович, бывшая с матерью Марией в Равенсбрюке:

«Матушка, в легком летнем пальто, вся сжималась от холода и физически, как и все, была измучена ужасными условиями жизни в Равенсбрюке. На это она, впрочем, мало жаловалась, а больше ее угнетала тяжелая моральная атмосфера, царившая в лагере, исполненная ненависти и звериной злобы. У матушки самой злобы не было – был гнев души: она пошла на борьбу против немцев как христианка и за самую сущность Христианского учения, и не раз говорила: “Вот это у них (фашистов) и есть тот грех, который, по словам Христа, никогда не простится, – отрицание Духа Святого”».