Буйко Виктор - Сиреневый «Рай»

ГОЛУБАЯ ДАЧА

Сиреневые гроздья отшумели.
Всё смыла грустной Еменки вода…
Тут дети от кошмара поседели,
Крик матерей не стихнет никогда!

Кричат поля, кричат колосья хлеба,
Кричит трава, дорога, косогор…
Скажи мне, друг, неужто ты здесь не был?
Не слышал матерей безумных хор?!

Неужто в багровеющее небо
Ты смотришь здесь, и веко не дрожит?
Я выть хочу – молчание нелепо,
Когда младенец под землёй лежит!

А мы с тобой, уйдя отсюда вскоре,
Сполна ли боль и память сберегли?
…Безбрежное, заплаканное горе,
Присыпанное комьями земли.

Нет, друг, прости, не слушаются ноги.
А ты шагай – тебя дорога ждёт…
Я тут прилягу, словно на пороге
Бескрайности, где вечен их полёт!

ЧУЛОЧКИ

Их расстреляли на рассвете,
Когда ещё белела мгла,
Там были женщины и дети,
И эта девочка была.
Сперва велели им раздеться,
Затем к обрыву стать спиной,
И вдруг раздался голос детский
Наивный, чистый и живой:
– Чулочки тоже снять мне, дядя?
Не упрекая, не браня,
Смотрели, прямо в душу глядя,
Трёхлетней девочки глаза.
«Чулочки тоже?»
И смятеньем эсесовец объят.
Рука сама собой в волнении
Вдруг опускает автомат.
И снова скован взглядом детским,
И кажется, что в землю врос.
«Глаза, как у моей Утины», —
В смятенье смутном произнёс,
Охваченный невольной дрожью.
Нет! Он убить её не сможет,
Но дал он очередь спеша…
Упала девочка в чулочках.
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, а если б дочка
Твоя вот здесь бы так легла,
И это маленькое сердце
Пробито пулею твоей.
Ты человек, не просто немец,
Ты страшный зверь среди людей.
Шагал эсесовец упрямо,
Шагал, не поднимая глаз.
Впервые, может, эта дума
В сознании отравленном зажглась,
И снова взгляд светился детский,
И снова слышится опять,
И не забудется навеки
«ЧУЛОЧКИ, ДЯДЯ, ТОЖЕ СНЯТЬ?».

ВАРВАРСТВО

Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами…
Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землёю,
Друг друга с бешенством гоня…
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз…
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжёлый.
Детей внезапно охватил испуг…
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слёз, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?