Виктор Улин - Умерший рай

(Двадцать лет спустя)

Моей невозвратной молодости

1. «Но почему мы не находимся сами на островах Надежды и не спим с женщинами, которые пахнут корицей и чьи глаза становятся белыми, когда мы их оплодотворяем под Южным Крестом…»

(Эрих Мария Ремарк. «Черный обелиск»)

2 . «Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло.»

(Еккл. 8:11)

В 2002 году, вернувшись из турпоездки в Египет, я написал документальную повесть « Африканская луна ».

Едва окончив египетские заметки, я вспомнил о другом путешествии за границу. Совершенном мною – если отсчитывать от того 2002 года – почти 20 лет назад. И подумал, что смогу создать нечто на том давнем материале.

По инерции, оставшейся после « Луны », быстро написал несколько глав – и бросил. Поскольку в самом деле материал двадцатилетней давности усох и поблек. Скроить из него нечто живое казалось принципиально невозможным.

В таком виде, брошенная – хотя не похороненная – эта повесть провалялась два года.

До тех пор, пока уже нынче я опять не съездил за границу. На сей раз в Турцию. По непонятным причинам поездка вызвала во мне всплеск писательской потенции, какого не было давно.

Я начал работать в начале июля – и писал, писал и писал…

Сделал документально-публицистическую повесть « Камни в пыли », инспирированную поездкой в Турцию. Потом написал художественную вещь, эпизодическая завязка которой лежала на берегу Средиземного моря.

Все замыслы вроде бы претворились. Но инерция несла вперед. Делать было нечего, и я взялся за эти записки. Хотя вначале и сам не верил в успех.

Однако воспоминания захватили. И заставили писать до тех пор, пока я не выложил все, что само по себе рождалось в сознании.

Вопреки опасениям, вещь получилась почти в три раза объемнее легендарной « Луны » – и тянет уже на мемуарно-публицистический роман.

Ну, а о свежести и искренности судить вам.

Однажды в прошлой жизни, когда я преподавал в университете, мы сидели и вели разговор обо всем на свете с Семеном Израилевичем Спиваком.

Это известный ученый, профессор математики, обладатель всех мыслимых в научном мире наград. А главное (что случается крайне редко вообще!) – умный человек. Один из умнейших, кого мне посчастливилось встретить на жизненном пути. Преклоняясь перед ним, я приватно называл его « ребе », что по-еврейски означает обращение к раввину, учителю или просто мудрому человеку.

Хотя я, увы, никогда – даже в детстве! – не был евреем, я всю жизнь ощущаю подспудную тягу к иудейской нации, понимая мое внутреннее, метафизическое родство с нею. И, как ни странно, получаю ответное восприятие.

Гораздо позже описываемых событий и самого периода изначального написания этой вещи я даже перевел с иврита на русский язык изумительную по ритмике песню « Кахоль ве лаван » (« Белый и голубой ») о флаге Израиля – и этот перевод, сделанный по подстрочнику, но стопроцентно передавший ритмику оригинала (что было сделать крайне сложно из-за того, что иврит, по сравнению с русским языком, характерен необычайно короткими по количеству звуков словами) был многими уважаемыми людьми признан как лучший вариант русского перевода замечательной песни.

Но извините, я отвлекся.

А вспомнил просто, как мы сидели со Спиваком…

Разговор сошел на воспоминания о прежних временах и мы медленно опустились в прошлое.

Как положено двум ностальгирующим собеседникам, вспоминали мы что-то хорошее. Бывшее реально, или только грезившееся – не важно; но оставшееся далеко позади.

Мне в тот момент было года сорок два; но тем не менее казалось, будто только прошлая жизнь осталась цветной, а настоящая сделалась черно-белой.

Разговорившись, мы перешли к обсуждению как раз этого феномена человеческого самовосприятия.

И тут Семен Израилевич припомнил, что недавно читал очень любопытную книгу – мемуары некоей старой еврейки, жившей в Испании то ли в XVII, то ли даже в XVI веке. Не помню, кем она была и о чем писала – и это неважно. Время и место столь далеки от нас, что все это с тем же успехом могло происходить на Луне. Меня поразил первый абзац книги, который Спивак привел наизусть: