Роман Арбитман - Поединок крысы с мечтой

Одним словом, сам Эдуард Тополь немало постарался, чтобы всякий мало-мальски серьезный разговор о романе оказался невозможным: глупо спорить о том, что не столько любо, сколько дешево.

1994

В. Кунин. Русские на Мариенплац. СПб.: Новый Геликон

Писательская судьба прозаика-киносценариста Владимира Кунина так и просится в роман типа «Рулетенбург». Согласно классическому канону, автору до поры до времени упорно не давалась в руки фортуна: он с азартной поспешностью переходил от одного игорного стола к другому (то бишь сочинял то про летчиков, то про лесорубов, спортсменов, циркачей, военных, шоферов, а также лесорубов-спортсменов, военных летчиков и т. п.), менял колоды, ставил на черное, на красное... все впустую. Выигрышей либо не было вовсе, либо они были какими-то стыдно-мизерными, размером с советскую зарплату плюс премия каждый квартал. И вот наконец под утро (вечер) судьба сжалилась над автором. Он поставил на зеро – написал о тяжелой судьбе валютной интердевочки. И выиграл. И сразу решил, что отныне будет играть по-научному, арифметически точно отбирая тему каждого бестселлера, дабы сорвать банк наверняка.

В «Интердевочке», если кто помнит, все сошлось как нельзя более удачно. Тема для советской беллетристики была нова, полузапретна, и автор довольно ловко балансировал между сочувствием лично к своей героине Тане Зайцевой и гневным осуждением ее нехорошего ремесла. Причем об отъезде интердевочки на Запад приходилось тоже писать осторожно и двусмысленно – поскольку эмиграция уже перестала быть государственным преступлением, но и в ранг государственной добродетели еще не вошла. Потому-то у В. Кунина зарубежная жизнь проститутке-патриотке была в тягость; она отдыхала душой разве что за разговором с каким-нибудь простым советским парнем, транзитным шофером (см. предыдущие сценарии В. Кунина, пригодились). Чтобы затем, наслушавшись его справедливых упреков, поскорее разбиться в лепешку на роскошном шведском авто.

Следующей темой автор выбрал еврейскую («Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа!»), но выигрыш оказался, против ожиданий, незначителен. Во-первых, автор немного опоздал: к тому времени, как книга вышла в свет, давний запрет на некогда популярную песню «Русский с еврейцем – братья навек» был снят, и тут же выяснилось, что истово бить себя в грудь, доказывая тезис «евреи – люди», нужды нет. Во-вторых, писатель сильно переоценил свои возможности как юмориста. Чересчур затянутую хохму о путешествии Иванова с Рабиновичем к берегам земли обетованной могли оценить разве что благодарные аборигены Брайтон-Бич; попутно оказалось, что еврейский анекдот – не такой уж массовый жанр. Соответственно и читательский интерес к «Иванову и Рабиновичу» был на порядок ниже, чем к «Интердевочке».

Из этого обстоятельства автор сделал выводы более чем странные. Кунин решил, что времена переменилась настолько, что отныне на одной теме (путанской ли, еврейской ли) по-настоящему любимое в народе произведение сделать не удастся. Выход очевиден: спасение – в интеграции.

Роман «Русские на Мариенплац» смело можно назвать энциклопедией русской жизни, если б книга не охватывала также целый спектр жизней дополнительных – немецкой, израильской, казахской, отчасти и американской (образы Сэма и Джеффа). Помимо трех робинзонов на мюнхенской Мариенплац – Эдуарда Петрова, Кати Гуревич и Нартая Сапаргалиева, – в романе действуют актуальные персонажи: рефлексирующая, но очень дорогая валютная проститутка Юлька (из монолога: «К нам каждый вечер приковано восторженное внимание десятков и сотен наших покупателей, а мы остаемся чудовищно одинокими...»), международные гангстеры Саня и Яцек, солдаты и офицеры Западной группы войск, германские неофашисты, пожилой ветеран второй мировой с супругой экс-украинкой, чиновники «Сохнута» и советские дипломаты, циркачи, шоферы, летчики и военные, уже испытанные персонажи В. Кунина и пр. Кроме эмиграции, в книге красной нитью проходят темы развития капитализма в России (с криминальным оттенком), августовского путча, Афганистана (ретроспективно), возможностей ненормативной лексики («Многогранность российского мата беспредельна»), алкоголизма, распространившегося далеко за пределы матушки-России, и так далее. Словом, никто не забыт и ничто не забыто.

Книга только что вышла, и читательская судьба ее пока не очень ясна. Не исключено, что потенциальный читатель будет раздосадован калейдоскопическим обилием тем и сюжетов, сконцентрированных в одном произведении, причем актуальность тем только усилит досаду (неужто он, читатель, ТВ не смотрит и газет не читает?!). Возможно, сыграют позитивную роль легкий, незамысловатый язык повествования, вполне динамичный сюжет (центральный), добрая и участливая интонация автора, а также необходимый хеппи-энд. В таком случае читатель попросту не заметит газетно-тэвэшные банальности и раскупит сразу весь тираж. Успеха, сравнимого с успехом «Интердевочки», уже не будет, но и вялого равнодушия к «Иванову и Рабиновичу» в данном случае можно не опасаться. Любопытно другое: перед нами тот редкий случай, когда автор действительно в одном произведении закрыл все темы, которые пестовал не один год. Игра – удачная или нет – сделана. Решительно не понимаю, о чем же теперь может еще написать Владимир Кунин?