Людмила Бояджиева: Житие и страсть Жоржа Сименона

— Иди, иди, доложи ему. Только не забудь это, — Громко хохоча, Дениз сунула в ее сумочку книгу. — Почитаешь внимательно.

Мари — Джо позвонила отцу, рассказала о встрече с матерью и ее книге.

— Это нелепая, отвратительная ложь! — кричал он ей по телефону. — Я мог бы добиться изъятия тиража.

— Это вызовет еще больший скандал, Дэд. Я все прочла. Это мерзко. Но умоляю, не отвечай, не предпринимай ничего, чтобы не делать рекламу этому пасквилю.

— Не беспокойся обо мне, детка… — Он без сил опустился в кресло и закрыл глаза. В ушах звенел испуганный, срывающийся голос дочери и победный смех безумной Дениз.

— Что с тобой? Голова? Сердце? — Тереза сжала руку Жоржа — столько раз бившую по клавишам машинки, длиннопалую, со вспухшими, как у ремесленника, венами. Он с тудом проговорил:

— Дениз выпустила свою книгу. Она развила бешенную деятельность. Не перестает лгать, искажать! Она никого не щадит. Меня начинает тошнить. Мне тошно, Тереза!

Шестнадцатого мая Дениз, оказавшаяся проездом в Париже, снова вызывала на встречу дочь. Она остановилась в отеле «Ланкастер» и пригласила в ресторан Мари — Джо.

Мари — Джо умоляла мать опубликовать опровержение и изъять тираж лживой книги.

— Лживой?! Да там все, до единого слова, правда! Я — мученица этого ублюдка. Но он хочет довести до крайности и тебя — Дениз кричала, на них оборачивались люди.

— Я ухожу, — Мари — Джо направилась к выходу. Поймав за руку, мать остановила ее.

— Не веришь? Смотри! — с этими словами она сбросила с себя одежду и стала показывать послеоперационные шрамы: — Смотри, смотри! Это его рук дело! Видишь, на что похожа стареющая женщина? Ты когда–нибудь тоже станешь такой.

Через два дня после этого случая, вечером 19 мая, Сименону позвонила Мари — Джо. Связь плохая, его слуховой аппарат не исправен, слышны лишь отдельные фразы:

— Я люблю тебя, Дэд. Скажи, что ты меня любишь…

— Я бесконечно люблю тебя, дорогая…

— Нет. Хочу, чтобы ты просто сказал мне: — я люблю тебя.

Он ласково произносит:

— Я люблю тебя.

Она положила трубку. Вечером он пытался дозвониться до нее, но никто не снял трубку…

На рассвете встревоженный Сименон позвонил Марку. Сын с женой Миленой примчались на Елисейские поля. Дверь квартиры Мари — Джо оказалась запертой изнутри. Взломав ее, они вошли внутрь. Кругом порядок и чистота, стопками лежит выстиранное и выглаженное белье. Мари — Джо распласталась на кровати, в груди, возле сердца темнела маленькая дырочка. Откуда взялся выстреливший один раз пистолет 22 калибра, кто купил патроны? — эти вопросы будет выяснять следствие. На ее кровати лежала записка для отца, в которой она просила кремировать ее вместе с обручальным кольцом и развеять прах в маленьком садике у его дома в Лозанне, что бы навсегда остаться с ним.

Тело согласно воле покойной доставили в Лозанну, где в салоне похоронного бюро ждал отец. Сраженный болью, он провел наедине с дочерью около часа, прежде чем гроб с телом отправился в крематорий.

Он изучил распоряжения в завещании, найденном на ее постели и сделал все, как просила Мари — Джо. Никакой церемонии! На следующий день только несколько человек стояли у гроба, органистка тихо играла Баха. Охапки белой сирени, три брата с одной стороны, а на другой — мать и сопровождавшая ее незнакомая дама. Позади братьев стояли Милена, Буль, Тереза и несколько друзей. В завещании Мари — Джо просила, чтобы кольцо осталось на ее пальце.

На следующее утро агент похоронного бюро принес отцу урну с прахом дочери и он исполнил ее последнее желание — развеял пепел в садике у розового куста.

«Удар был слишком жесток, и долго, очень долго я не мог прийти в себя. Я потерял ощущение себя. Чувство было такое, словно я выключился из жизни.

Когда же прах дочери был рассеян в нашем саду, она стала мне так близка, что ее образ не покидал меня с утра до вечера. И, ежедневно диктуя ей письма, я пытался выразить эту новую близость, возникшую между нами».

Сименон смотрел в майский сад и постепенно нестерпимая боль, сгибавшая его пополам, уступила место нежности. Но потребовалось еще много времени, что бы он снова начал привыкать жить как все.

Он категорически отказался от интервью, не принял ни одного журналиста. И прочел книгу Дениз.

Это сочинение, неумело состряпанное «неграми», было совершенно беспомощно с точки зрения литературы и беспощадно лживо по сути. Оно могло заинтересовать лишь завистников Сименона и охочую до скандалов публику. В книге описывалась жизнь Дениз с Жоржем с момента их знакомства, обходя молчанием болезнь самой Дениз и дочери. Идя вслед за изложением Дениз, Сименон надиктовал огромный том «Воспоминания о сокровенном», в котором, обращаясь к ушедшей из жизни Мари — Джо и детям, рассказал о своей жизни с придельной откровенностью. Однако «Воспоминаний о сокровенном» — это, прежде всего, до мелочей продуманное опровержение книги Дениз.