— Ты рассердился, Дэд?
— Да нет, маленькая дурочка.
— Знаешь, я, правда, хотела уйти, на этот раз серьезно… Но в последний момент испугалась и позвала на помощь.
Голос у нее слабый, а ее глаза смотрят так, словно она прощается с ним. И он борется со слезами, сморкаясь в большой платок.
— Ты смешной в таком виде, с красным носом, но я люблю тебя, Дэд.
Две медсестры не покидают палату.
— Тебе было тяжело? Я знаю, знаю, Дэд… — к вискам Мари — Джо скатываются слезы.
Он не говорит ей, что едва держится на ногах и что это было самое тяжелое путешествие в его жизни.
— Ты вернешься в Лозанну?
— Придется дорогая. Я не могу остаться в Париже.
— Позвоню тебе из дома.
У нее горестный взгляд. Она кажется воплощением любви. Не касаясь, они обнимают друг друга, хотя лишь тихонько жмут руки.
Медсестра дает Сименону конверт, который нашла у Мари — Джо, когда раздевала ее.
В гостинице отец читает завещание дочери, написанное в день ее попытки самоубийства.
15 мая 1975 года.
«Мой «большой старый Дэд!», которого я люблю, я только что говорила с тобой по телефону. До того как уйти навсегда, я хотела быть уверена, что с тобой все в порядке, что ты счастлив, и не будешь слишком горевать.
Я причиняла тебе страдания, прости меня….
Когда ты получишь это письмо, постарайся хорошенько понять, что, наконец–то, я буду рядом с тобой и успокоюсь, перестану жаловаться. Я снова стану твоей маленькой девочкой, которая рука об руку с тобой шла в лучах солнца к бару Бюргенштока — девочка «Tennessee Waltz». Помни меня только такой. Остальное забудь, так лучше, а главное — будь счастлив, продолжай жить, наслаждаясь каждой минутой…. Это и есть жизнь: солнце на обнаженной коже, взгляд встречного прохожего, запах пробуждающегося города, два тела, слившиеся без ложной стыдливости…иногда я умела быть такой. Я умела гладить кошку, ощущая ее близость ко мне. Умела разговаривать с собакой… Но никогда не умела по–настоящему говорить с человеком. Теперь мне надо набраться смелости признать свою трусость жить. Знаешь, когда я смотрю на твои фотографии, а ведь некоторые из них были сделаны до моего рождения, то ловлю себя на том, что воображаю построенную тобою жизнь. По сути, мне уже тогда хотелось бы быть рядом с тобой…» Дальше шли указания, как распорядиться тетрадями, фото, письмами. «- Дед, я люблю тебя больше всего на свете, повторяю это в последний раз. Верь мне, умоляю тебя. Это был единственный смысл моего существования. … Теперь мы вместе, я уверена, взберемся на гору и растянемся на траве, поймав руками луну. Нет больше злости, непонимания, стыда и слабости. Мы вместе и мы счастливы … Кроме «моего Бога», которому я часто молилась, ты был моим конкретным Богом, силой за которую я держалась. Я чувствую запах твоей трубки, я полагаюсь на тебя, ты оберегаешь меня, я счастлива. Будь счастлив и за меня тоже… Твоя «маленькая девочка» Мари — Джо.
P. S. Могу ли я быть «репатриирована» в Швейцарию, чтобы не оставаться слишком далеко от тебя?»
Терезе привозит совершенно разбитого Жоржа домой. Но, едва они успевают прийти в себя, как звонят из больницы «Кошен» и сообщают о новой беде: Обманув медсестер, Мари — Джо удалось выпрыгнуть из окна. Палата находилась на первом этаже и она отделалась царапинами…
Вскоре девушку выписали и она вновь отправилась в клинику «Везине», в которой работал доктор Юше. Потом смогла вернуться в свой дом в Париже. Сименон едва подавлял страх перед внезапными телефонными звонками, вздрагивал, долго унимал бешено колотившееся сердце.
— Звонили из книжного магазина, твои книги отлично продаются. — Голос Терезы звучал спокойно. Она взяла его руку, покрытую темными пятнами, привычно нащупала пульс, отметив редкие экстросистулы. Подумала: «Эта пытка убьет его…»
Тереза внимательно всматривалась в осунувшееся лицо дорого ей человека. Густые волосы Жоржа поредели, в выцветших ввалившихся глазах стоял туман слез.
Сименону 73 года и после выпавших на него испытаний, он ощущает себя больным — шалят сосуды, скачет давление. А главное, отнимает все силы напряженное ожидание, страх перед новой болью, который он тщетно старался преодолеть.
В сентябре Мари — Джо, гостившая у Марка, снова попыталась отравиться — приняла большую дозу лекарств. В больнице Шартра она провела только одну ночь — ей вовремя сделали промывание желудка. Мари — Джо снова в клинике доктора Юше. В отчаянии она посылает письмо матери — может, Дениз поняла, как справляться с болезнью? Может быть, она снимет с дочери заклятье, которым сломала ее жизнь тогда, в швейцарской деревушке. Мари — Джо ждет мать у дверей клиники. Она выскочила из такси — экстравагантная молодящаяся дама с застывшей гримасой злости на ухоженном лице.
Читать дальше