Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

В памяти князя, впрочем, множество интересных эпизодов, связанных с приобретениями на аукционах. Например, история продажи эскиза «Костюм синей султанши», который проходил без объявления имени художника, анонимно. Никита Дмитриевич купил эту работу задёшево. Дома же, вынув картину из рамы, обнаружил на обороте подпись Л.Бакста к «Шехерезаде» и запись, что эта работа сделана в 1910 году для иллюстрированного журнала. Поэтому и не было подписи художника на лицевой стороне. Но такое объяснение говорит очень многое лишь для сведущего. Приобрести подобный экспонат было невероятной удачей, потому что обычно на обороте своих рисунков Л.Бакст описывал сюжет, поясняя какой это персонаж, давал указания портным – какое полотно, какой цвет следует использовать для костюма. И даже прикреплял ярлычки самого материала, который художник указывал портным применить. А тут уникальный случай! Как замечает князь в своих записях, большинство эскизов Бакста находились в довольно плохом состоянии: рабочие рисунки валялись в столах портных, а потом возвращались к художнику. Но тем они дороги для настоящего коллекционера.

А вот эпизод, связанный с продажей торговым домом «Сотби» в 1998 году известной шелкографии Натальи Гончаровой «Шестикрылый серафим». Дважды, в 1967 году в Лондоне и в 1972 году в Нью-Йорке князь упустил эту работу из-за недостатка средств. На этот раз стартовая цена была 2000–2500 фунтов. Низкая цена объяснялась тем, что работа имела повреждения в трёх местах, которые были плохо отреставрированы, о чём в каталоге не указывалось. Зато на иллюстрации в каталоге реставрированные места были чётко видны.

– На этом основании я предположил, – говорит князь, – что будет мало желающих купить эту работу и что мне удастся её приобрести за указанные 2500 фунтов. Начались торги с 1500 и быстро дошли до 2500, затем 2700. Я начал волноваться, ибо в зале были два покупателя, которые поднимали цену. Нина, сидевшая возле меня, шепнула, чтобы я продолжал торговаться. Уже назвали 3000. Нина снова дала мне знак идти дальше. На сумме 3200 фунтов молоток «упал» в мою пользу. Потом Нина мне объяснила, что она следила за торговцем, который тоже хотел купить работу Гончаровой. Но на цифре 2500 он начал колебаться. Это ей указало, что он скоро выйдет из игры. Мы оказались победителями: Гончарова была у нас! Неделю спустя после покупки я отнёс работу к реставратору. В мастерской мы её вынули из рамы, и я спросил реставратора, сколько будет стоить поправка предыдущей реставрации на этой шелкографии. Посмотрев внимательно на работу Гончаровой, он меня спросил – почему я думаю, что это шелкография. Я указал на описание в аукционном каталоге «Сотби». Реставратор убедительно сказал: «Это акварель. Посмотрите, даже дедикас и подпись сделаны акварелью, тем самым цветом, которым раскрашен сам ангел». В феврале 2002 года «Сотби» оценил эту работу в 30000 фунтов, почти в десять раз дороже, чем сумма, заплаченная на аукционе.

Даже по этому эпизоду нетрудно догадаться, сколько непредвиденного случалось на аукционах, с которыми связана вся жизнь коллекционера.

Нередко Никита Дмитриевич становился посредником между торговым домом и художниками, их семьями. Без преувеличения можно сказать, что именно благодаря такому посредничеству мир, например, узнал о забытой на Западе художнице Зинаиде Серебряковой. В начале сентября 1924 года Серебрякова уехала в Париж с двумя детьми Сашей и Катей, которые увлекались живописью (двое других её детей остались в Петербурге, и, как выяснилось, навсегда). В первые годы парижской жизни Зинаида Евгеньевна испытывала большие трудности: денег не хватало даже на самое необходимое. Константин Сомов, помогавший ей получать заказы на портреты, пишет о её положении: «Заказов нет. Дома нищета… Зина почти всё посылает домой… Непрактична, делает много портретов даром за обещание её рекламировать, но все, получая чудные вещи, её забывают…». В Париже Серебрякова живёт уединенно, нигде не бывает, кроме музеев, и очень тоскует по детям. Все годы эмиграции Зинаида Евгеньевна пишет нежные письма детям и матери, которые всегда духовно поддерживали её. Проживает она в это время по Нансеновскому паспорту и лишь в 1947 получает французское гражданство. Но до самой смерти в 1967 году она остаётся малоизвестной.

Впервые в её мастерскую в доме 31 по улице Компань-Премьер Лобанов-Ростовский вместе с женой Ниной пришли уже после кончины Зинаиды Евгеньевны. Никита Дмитриевич вспоминает: