Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

Никита Дмитриевич, продолжая эту тему, напрямую объясняет: если бы он разбирался в искусстве, то стал бы собирать голландцев XV–XVII веков:

– Я ничего не знал о живописи, когда приехал учиться в Оксфорд. В Болгарии, откуда я выбрался в 1953 году, мне не пришлось побывать ни в одном музее живописи. Я никогда не видел картин, выстроившихся рядами на стене, кроме трех, которые висели в Софии в нашей единственной комнате, когда нас репрессировали. Именно отсутствие вкуса как раз позволило нетренированному глазу удивиться и воспринять лубочные краски русской театральной живописи, которые я увидел в январе 1954 года на Дягилевской выставке в Лондоне. Если бы у меня был вкус, если бы я разбирался в живописи, то я, оказавшись в Нью-Йорке, покупал бы, скажем Рембрандта… В те времена еще возможно было купить чернильный рисунок этого художника. Он стоил 1200 долларов. И если бы я его приобрёл, то обогатился бы сегодня сказочно! Я говорю о теоретической возможности. Потому что на самом деле у меня не было даже двух долларов, чтобы купить рисунок Ларионова. Работы же Гончаровой не только аукциону, а вообще были никому не нужны. Таким образом, говорю прямо: я начал собирать театральную живопись просто благодаря шоку лубочности, который я испытал на той первой выставке русских художников, работавших с Дягилевым.

Стало быть, рисунком Рембрандта увлечься с первого взгляда дано не каждому. Этому надо учиться, как игре на музыкальном инструменте. А вот почувствовать сразу краски, лубочность русского искусства, тут, видимо, такой подготовки не потребовалось. Так что, думаю, можно верить Никите Дмитриевичу, когда он, по крайней мере перед журналистами, неоднократно признавался, что в самом начале собирательства у него не было никакого вкуса и никаких знаний.

Сам я теперь с уверенностью утверждаю, что понимание живописи можно в себе развить. Раньше я скользил взглядом по эскизам театральных костюмов и особо на них не задерживался. А теперь могу замереть, разглядывая в альбоме «Художники русского театра» эскизы костюмов, выполненных Бакстом, Анисфельдом, Ларионовым, Гончаровой, Экстер (этот альбом с дарственной надписью владельцев собрания Нины и Никиты Лоба-новых-Ростовских стоит у меня на полке с 1995 года). Я подолгу всматриваюсь в эти репродукции, как бы обретя новое видение, новый угол зрения. Возможно, это был тот самый путь, благодаря которому князь стал искусствоведом.

Вспоминаю такой факт более чем десятилетней давности. В квартире, где жили Лобановы (до развода князя с Ниной), висел в столовой эскиз Серова к картине «Похищение Европы». Ее центральная фигура – Ида Рубинштейн на быке. Картина интриговала тем, что она отражала взгляд, типичный для того времени, – а это были десятые годы прошлого века – что европейскую культуру надо спасать. Совершенно очевидно, что Серов был вдохновлён Идой. Он написал её лицо, это была действительно она…

С величайшим сожалением замечу: а ведь и у меня была возможность что-то рассмотреть, когда я был единственный раз в 1995 году, в той квартире Никиты Дмитриевича и Нины Лобановых. Помню только, что почувствовал тогда: сосредоточиться на картинах без подготовки невозможно. К тому же меня больше интересовала личность князя, чем его коллекция. Попросту говоря, я не готов был! Теперь же, спустя много лет, снова и снова возвращаюсь к иллюстрациям: тот же эскиз Бакста для костюма Иды Рубинштейн к балету «Клеопатра»! Эта маленькая акварель 30×20 см стала лицом всего собрания Лобановых-Ростовских, наиболее воспроизводимой работой Бакста, начиная с открыток, обложек каталогов и заканчивая крупноформатными афишами. Именно «Бегущая Клеопатра» на полную страницу украшала и первую в советской прессе публикацию о коллекции Лобановых – статью Ильи Зильберштейна в журнале «Огонек»… Нет, не прощаю я себе такой оплошности – иметь возможность и не остановиться у подлинников!

Эрудиция князя, как искусствоведа, проявлялась не только на аукционах, но и в подборке, анализировании приобретённых предметов искусства, и, конечно, при формировании выставок, когда требуются не только знания, но и системное мышление. Именно благодаря Лобановым-Ростовским вышли из забвения многие имена русских мастеров театральной живописи. Особую роль тут сыграла бывшая супруга князя, Нина. Имея специальное образование, она умела работать с архивами, целенаправленно искала объяснения находкам, обнаруживала пропавшие следы, которые приводили к новым открытиям. Никита Дмитриевич утверждает в своих интервью, что без Нины коллекция была бы невозможна… Рассуждая об особенностях русской театральной живописи в целом, Никита Дмитриевич назвал её «неблагодарным дитятей». В одной из бесед он поясняет: