Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

«Дорогой Никита Дмитриевич! Прежде всего, я хочу поздравить Вас и Вашу супругу с чрезвычайным успехом Вашей выставки в Манеже. Она закрылась, но явилась не просто большим событием в культурной жизни Ленинграда, но и поворотным пунктом в вопросе о русской живописи первой трети двадцатого века. По Ленинградскому телевидению (а его очень охотно смотрят по всей стране) был показан большой фильм о Вашей выставке в удобное для большинства вечернее время и в выходной день. В фильме очень много (впервые так много) говорилось о Малевиче, Баксте и пр. Давались очень доступные разъяснения их эстетических позиций и т. д. Это крайне важно в перестройке не только нашего мышления, но и нашего эстетического сознания. Таким образом, Вы – деятель перестройки. Поздравляю Вас. Дело перестройки и в области наших эстетических представлений крайне важное…».

Это был действительно прорыв. Но сказать, что после выставки Никита Дмитриевич получил «зелёную улицу» было бы преувеличением. Впрочем, спустя два года, в Доме журналиста состоялся вечер, который, несмотря на полное отсутствие объявлений о нём, проходил в переполненном зале. Выступление Лобанова было посвящено размышлениям о русских художниках за рубежом. Он рассказывал о двадцати художниках, покинувших Россию до 1928 года. Сегодня нам кажется диким, что имена Бакста, Бенуа, Гончаровой. Ларионова, Добужинского, Малевича, Татлина, Экстер, Лисицкого, Поповой и других были под запретом цензуры. В 1990 году в издательстве «Изобразительное искусство» вышел сборник в двух томах «Художники русского театра 1880–1930» из собрания Никиты и Нины Лобановых-Ростовских, с текстом Джона Боулта. «Художники театра» – результат 20-летней работы и содружества Лобановых с Джоном Боултом. В Лондоне, Москве и Ленинграде прошла выставка «Сто лет русского искусства», инициатором которой был Лобанов. В 1994 году состоялась выставка собрания Лобановых-Ростовских в Москве в Музее личных коллекций. Наверное, эти успехи были заслуженным вознаграждением американскому банкиру, коллекционеру, бесстрашно ездившему на свою историческую родину в течение более четверти века. Ему приходилось иметь дело и с идеологическими комиссиями, и с компетентными органами, и с чиновниками. Он часто уезжал на Запад без всякой надежды и с тяжёлым сердцем, как он говорил. Но возвращался снова и снова с целью оставить свою коллекцию в России. Но до этого было еще далеко.

В своей эмигрантской жизни я был на аукционе лишь однажды, где Саша Шлепянов, мой и моей бывшей жены, художницы Марины Карпенко, приятель, эксперт и консультант аукционного дома, выставил на продажу её картины. Только что родившуюся дочь Сандру мы оставили с няней, а сами поспешили на Нью-Бонд-стрит. Я чувствовал себя до такой степени взволнованным, что все мои эмоции притупились. И когда Саша объявил, что одна из картин продана и Марина получит за неё около 1000 фунтов – мир полностью преобразился! Это означало, что мы сможем оплатить аренду квартиры за два месяца, что сможем покупать молочные продукты. Что в ближайшую пятницу пойдём в мясную лавку и накупим всего не на 10, а на 20 фунтов: к концу недели лавочник без счёту и веса укладывал в большой и маленький мешки различного мяса с костями, фарш, сосиски и даже целую замороженную курицу. Этого хватало забить холодильник на неделю-две. Вот что я ощущал на том единственном аукционе, где мне довелось побывать.

Для Никиты Дмитриевича аукционы были родным домом на протяжении многих лет. И трудовую карьеру Лобанов заканчивал в стенах самых именитых аукционных домов мира – сначала в «Кристи», а потом в «Сотби» (более того, администрации этих домов считали за честь приглашать князя в консультанты и даже переманивали его друг у друга). Как же случилось, что финансист, банкир, геолог по образованию, стал искусствоведом высшего класса? Как получилось, что с мнением человека без специального искусствоведческого образования считались и те, кто организовывал торги, и те, кто продавал, и кто хотел купить, не говоря уже о специалистах, которые посвятили себя исследованию русского театрального искусства? Конечно, всё это произошло не в один день и не по мановению волшебной палочки.

Князь поначалу стал посещать аукционы в Нью-Йорке, а позже в Париже и Лондоне лишь затем, чтобы присматриваться, изучать, накапливать знания. Он собирал информацию и, что называется, оттачивал глаз. Тогда, в 70-е годы, аукционные дома «Сотби» и «Кристи» только начали проводить ежегодные торги: аукцион русской живописи и аукцион русской театральной живописи. Позже, чтобы уследить за всем, чета Лобановых разделялась: муж шёл в «Кристи», жена – в «Сотби». Торги очень быстро превращались в бои. В те времена Лобанов нередко финансово проигрывал конкурентам в таких схватках. Они были много богаче его. Он понимал, что не может с ними состязаться.