Андрей Битов - Все наизусть. Годовой творческий цикл

Первая книжка в Москве «Дачная местность» вышла в 1967-м, ровно в день великого юбилея 50-летия Октябрьской революции, за что и была тут же обругана.

Зато Ленинградский обком меня стал меньше бояться, раз уж у меня вышла книга в Москве. Рискнули разрешить следующую книжку «Аптекарский остров», правда, рассказ «Образ» беспокоил главного редактора (пониженного из секретарей горкома партии) и, как ни старалась моя редактор сохранить этот текст, вызвал ее «на ковер» и решительно запретил «Образ». «Что это такое, если парочка целый день ищет где переспать и не находит!» – возмущался он. «Но так можно пересказать и «Анну Каренину!» – защищалась редактор.

«И не смейте сравнивать этого внутреннего эмигранта с Толстым!»

Так снова был определен мой – то ли статус, то ли титул.

И мне опять повезло «Аптекарский остров», со всеми торможениями, хоть и «без образа», поступил в продажу ровно ко дню ввода наших войск в Чехословакию в 1968 году. И меня снова ругали критики «за безыдейность».

Мне удалось написать и даже опубликовать «Уроки Армении» в 1969 году, где впервые феномен геноцида армян был предан всесоюзной гласности. В 1972-м удалось опубликовать первую главу будущего «Грузинского альбома».

Я навестил умирающего Слонимского с этой последней публикацией в руках. Уже вовсю ходил в Самиздате «Пушкинский дом», и старик беспокоился за меня, хорошо зная, что такое существование в советской литературе. Погладив подаренный ему журнал, он вздохнул с облегчением:

«Умный мальчик! В один карман положил Армению, в другой Грузию…», – имея ввиду, что «дружба народов» всегда выручит.

Он был прав: она меня спасла и спасала вплоть до 1986 года..

Критики меня ругали, зато литературоведы ценили. Михаил Бахтин и Лидия Гинзбург, Ирина Роднянская и Сергей Бочаров, а замечательный филолог Владимир Топоров (автор теории «петербургского текста») провозгласил меня единственным современным выразителем этого оригинального направления русской литературы.

В 1975 году (ровно полжизни назад) я был поглощен экологией и, написав три разножанровых произведения на эту тему, в очередной раз посчитал, что написал всё.

И действительно, 1976 год покатил на редкость гладко. Был опубликован «Лес»; «Мосфильм» начал заключать договор на «Заповедник»; на лучшую по составу за всю мою карьеру книгу «Дни человека» был подписан договор (с непременным требованием, чтобы все вещи, в неё входящие, были уже опубликованы). И только «Птицы, или Новые сведения о человеке», ни у кого не вызывавшие подозрения, не вызывали и энтузиазма. Экология была все же «вредным буржуазным веянием».

Пройдя по второму кругу все журналы, всё вернулось на круги своя, и «Птицы» приземлились там же, откуда впервые вылетели: снабженные предисловием биолога и послесловием философа, они были «пропущены» Ленинградским обкомом в печать. Последний тормоз с книги был снят, и она двинулась, чтобы выйти к концу года. Опять повезло!

Но всякое везение не бесконечно. В последний момент Обком вдруг снова затребовал «Птиц» и запретил их. Главный редактор журнала потерял свое кресло и не вынес этого. Я не торопился уведомить об этом издательство, и книга успела проскочить.

Мне повезло в квадрате. Главный редактор была возмущена: «Как вы смели не сообщить мне!» «А я не знал», – отвечал я на голубом глазу. Когда же наконец я держал сигнальный экземпляр книги в руках, она в сердцах сказала моему преданному редактору:

«Не могу понять, вроде бы ничего такого и нет, но каждое его слово меня возмущает!»

Не могу отказать ей в тонком чутье. (Я еще и сам не знал, что «Птицы» станут первой частью «Оглашенных», а «Оглашенные» – четвертым измерением всей моей «Империи».)

После «Дней человека» меня практически перестали печатать. А после выхода «Пушкинского дома» в США в 1978-м и участия в подцензурном альманахе «Метрополь» в 1979-м – вообще прикрыли.

Больше всех пострадал от «Метрополя» отец Виктора Ерофеева: был отставлен из чрезвычайных и полномочных послов ЮНЕСКО (лет через двадцать сын еще раз предаст папу в своем очередном вёрстселлере «Я убил своего отца»). Возвращенный в Москву, отец попытался привлечь былые связи, чтобы помочь сыну. Вскоре сынок с гордостью продемонстрировал нам «секретную ориентировку» КГБ на основных участников. Поразила она меня не чем-нибудь, а стилем! Если бы не обиженно-собственнический тон, то какая краткость и какая точность… будто перевод с английского.