Валерий Свешников: Свобода, овеянная ветром

Шел май 1945 года. Ожидание конца войны все-таки уже бродило в головах людей. Но пока оно оставалось скорее мечтой, чем ощущением.

И вот однажды ясным солнечным утром на противоположной стороне улицы раздался какой-то необычный громкий и красивый звук. Мы с ребятами в тот раз играли во дворе и при первых звуках выбежали за ворота на улицу. Сейчас кажется, что, даже не добежав до места, мы поняли – кончилась война!

На крыльце госпиталя стоял человек в больничном халате и играл на трубе. Торжественные звуки трубы привлекли множество прохожих – люди, как бы тянулись к невысокому крыльцу.

Кто-то крикнул: «Война кончилась!» Эти слова повторяли окружающие, как заклинание, многие обнимали друг друга.

На трубе играл один из раненых, видимо, лежавший на излечении. Он стоял, опираясь коленом на табурет, а рядом лежали костыли, было понятно, что свое увечье он получил на фронте, и сейчас радуется тому, что, наконец, закончилась эта ужасная война.

Солнце, сияющая медь трубы и ее мелодия создавали радостное настроение, а мы как будто купались в этих звуках. Кто-то вышел из госпиталя и еще раз объявил, что по радио сообщили о полной капитуляции Германии. Слово Победа пока звучало редко, но все понимали, что капитуляция противника – это и есть Победа.

Радость все прибывала, стали кричать: «Ура!» Обнимали солдат, выходивших из госпиталя, кого-то даже подбрасывали в воздух. Поднялся разноголосый шум от поздравлений, слышался смех и рыдания: у кого-то от счастья, а у кого-то от горя.

Потом на смену трубачу появился аккордеонист, уверенно и красиво игравший танцевальные мелодии, и тут же отдельные пары начали танцевать.

Потом залихватски зазвучала гармошка, хотя мелодия ее была проста, но гармонист оказался бывалым, и знал, чем тронуть сердца.

Кто-то рядом сказал: «Думал, что будет обычное „отвори да затвори“, а он, вишь, как наяривает, невольно плясать пойдешь». И тут же образовалось несколько кружков, в которых начали плясать с частушками. Я такое видел и слышал впервые.

Каждый выступающий начинал притопывать ногами в частый такт музыке, а потом выходил на середину круга и запевал частушку. Так много частушек прежде я не слышал никогда. Казалось, им не будет конца.

Но тут на крыльцо вышел начальник госпиталя. Он стоял в белом халате и ждал, когда на него обратят внимание. Постепенно музыка стихла, начальник госпиталя еще раз поздравил всех с окончанием войны и объявил, что сейчас будет перерыв – у больных должны быть процедуры, а потом обед.

Постепенно народ разошелся, и праздник, как мы думали, тоже закончился.

К вечеру из своей части пришел отец с сослуживцем. Их часть носила таинственное название «ЗКУ», а занимались они воинскими перевозками. Мы сразу поздравили друг друга. Мама усадила всех за праздничный стол.

Застольные разговоры все время возвращались к воспоминаниям о потерях в войне. Два брата отца воевали с начала войны. Один из них погиб при переправе через Волхов, а второй был ранен под Сталинградом. У сослуживца отца тоже не все родные выжили в это трудное время.

И тут по улице проскакал всадник на лошади, он прокричал, что на площади сейчас будет праздник. Я впервые видел скачущего кавалериста и даже высунулся в окно, чтобы получше его рассмотреть.

Он был красив, лошадь неслась во весь опор, но больше всего меня поразили ее подковы. Они ярко блестели под лучами заходящего солнца.

Я невольно спросил отца, почему так блестят подковы. Он объяснил, как мог, что они блестят, как всякий инструмент при частом использовании. Так блестит наточенный нож или топор, очень ярко блестит лемех плуга, хотя он соприкасается с землей.

Я, видимо, не унимался и все спрашивал, а что будет, если лошадь стоит в конюшне и не ходит по земле, тогда подковы заржавеют. Мне не хотелось, чтобы такое случилось.

Тут отец показал на бутылку с машинным маслом и сказал, что тогда придется смазывать подковы этим маслом. Я, вроде бы, согласился, но отец засмеялся и признался, что пошутил. На самом деле – сказал он – лошади почти постоянно работают, а верховых коней каждый день выводят на пробежку. Так что их подковы никогда не ржавеют.

Он рассказал, как служил в конной артиллерии, что долгие переходы с пушками и зарядными ящиками их лошадям давались тяжело. После нескольких часов езды от них даже летом шел пар, так что о блеске подков можно не беспокоиться.

Тут отец предложил своему другу: «Давай выпьем за победу, и чтобы у коней сияли подковы, а по блестящим рельсам всегда летели наши поезда».