Валерий Свешников: Свобода, овеянная ветром

В углу сарая мы показали причину нашего раздора. Ею оказалось наше главное богатство – «летняя посуда» – несколько блюдец с оббитыми краями, крышка от заварного чайника, черенок от ножа с остатком лезвия длиной с палец, а происхождение остальных черепков даже не представлялось возможным установить.

Нам предложили до завтрашнего дня самим разделить эту «летнюю посуду» на две равные части, а потом бросить жребий, кому что достанется.

Весь остаток дня мы делили неделимое наше «богатство». Горе от потери чего-либо из посуды нам казалось просто безмерным. Беспокоили нас и слова «бросить жребий». Не могли мы ничего бросать.

Но все-таки с трудом мы составили наиболее справедливый вариант дележа. Предстоял час жребия. Я счастливый пришел домой и увидел отца, он появился дома, потому что должен был отвезти Ниночку в Ленинград.

Когда отец увидел наше неделимое «богатство», то предложил мне поступить по-мужски, и подарить свою часть уезжающей сестре. Уговаривал отец меня не очень долго. Наконец, я решил так и поступить.

Ниночка была счастлива и сразу повеселела.

На следующий день они уезжали в Ленинград. Мы провожали отъезжающих на вокзале, и долго махали руками вслед уходящему поезду.

После отъезда сестренки не стало наших общих игр. Оказалось, что вся летняя посуда – весь «сервиз», который мы долго не могли разделить, так и остался лежать в закутке сарая. Но от этого открытия никакой радости я не ощутил.

Может быть, начал понимать, что с потерей друга исчезает что-то большее, чем нам кажется, на первый взгляд. Похоже, что при расставании с другом мы теряем что-то в своей душе.

Во время войны в городе размещалось много госпиталей. Чуть ли не половина школ и каких-то других зданий стали лечебницами для раненых. Против нашего дома в помещении бывшей школы тоже располагался небольшой госпиталь. Всего скорее, в нем долечивались раненые из других лечебных заведений.

При хорошей погоде они выходили на улицу и прогуливались по окрестным улицам. Почти каждый раз, когда мимо нас, детей, проходил солдат, мы слышали какой-то таинственный звон. Каждый шаг военного сопровождался странным позвякиванием.

Поначалу нам казалось, что это звенят медали на груди. Но потом поняли, что это не так – у бойцов без медалей звон тоже слышался.

Я начал опытным путем искать причину звона. Для этого клал под пятку в каждый ботинок по пятаку – вдруг это звенят монеты. Походил денек-другой – толку никакого, в смысле, звона не было, только носки порвал.

Хорошо, что мама ничего не заподозрила, и результаты неудачного поиска остались в тайне. Пытался класть по два пятака, но результат также был неудачным – никакого звона не получалось – хоть ты тресни.

Тут как раз вовремя приехал отец. При первой же встрече я спросил его как военного человека, что же за звон мы слышим у солдат. Тогда как у отца этот звон слышен едва-едва, а то и совсем не слышен.

Тогда отец подал мне свои сапоги и сказал: «Разберись сам, у меня, действительно, позванивает один сапог, а я этого звона не люблю. Найдешь причину, куплю мороженое».

Я так и сяк крутил сапоги в руках, и искал причину звона. Сапоги были большими и довольно тяжелыми, почему-то они назывались яловыми. Никаких звонков на них не было видно.

Тогда отец посоветовал постучать подошвами сапог по полу и послушать. Я так и сделал и услыхал, что один сапог при ударе как-то позванивает. Присмотрелся, и тут открылась причина – одна подковка на сапоге чуть-чуть ослабла, и гвозди не держали ее плотно, поэтому с каждым шагом она позвякивала.

Я был рад этому открытию, но и разочарован тем, что звенела всего лишь небольшая железка, а не специальное устройство. Но свое мороженое я заработал.

А заодно и услышал рассказ о разведчиках, которые перед рейдом в тыл врага следят, чтобы ни одна подковка не звякала при ходьбе. У фашистов подковок не было, а ботинки у них подбивались особыми гвоздями с выпуклыми шляпками.

Отец рассказал, что наши разведчики перед выходом в рейд в тыл врага даже прыгали на месте и прислушивались, чтобы проверить, не звякает ли что-либо на обмундировании или оружии.

Так что, сказал отец, этот звон подковок говорит о том, что врага даже близко нет, и этому надо радоваться.

Нам казалось, что эта страшная война будет продолжаться еще долго. Почти все наши воспоминания детства так или иначе связаны с этой бедой. А нам хотелось чего-то радостного.