Рада Войцеховская - Художник, Муза и Чума души

Также поздравляем Вас с приездом из далекой жаркой страны, где так много экзотики и невиданного нами. Представляю себе я, дорогой Алексей Алексеевич, какие Вы получили богатые впечатления, как художник и как советский гражданин от этой поездки. Радуюсь за Вас, дорогой! Ещё пожелаю Вам нежданного и неожиданного исполнения самого сокровенного желания Вашего. Целую вас, как поцеловала бы Вас Ваша мама. Капшанинова О. С.»

Ольга Дмитриевна обладала удивительно мягким и интеллигентным характером. Из общения с ней и Дим Димычем я поняла, что такое настоящее аристократическое воспитание. Я не помню, чтобы она хоть раз в разговоре позволила себе показать негативные эмоции, на кого-нибудь повысила голос или дурно отозвалась. Она великолепно готовила, профессионально шила и вязала; прекрасно водила машину, тормозя так, что не проливалась вода из полного стакана, поставленного на капот (старая школа!); занималась горными лыжами и играла в большой теннис; а после смерти Алексея Кокорекина, когда осталась без средств к существованию, освоила профессию шрифтовика-плакатиста. В начале 1980-х годов она разрешила моему отцу организовать у себя в квартире, в большой кухне, ювелирную мастерскую, и под его руководством начала осваивать ювелирное дело.

На корте, Ольга Дмитриевна (слева), самое начало 30-х гг. прошлого века.

В каком году встретились ОД и Алексей, я точно не знаю, но, судя по всему, познакомил их большой теннис. Ольга Дмитриевна несколько раз упоминала о некоей романтической встрече на корте. В конце тридцатых годов прошлого века она выступала за ленинградский клуб «Буревестник». В семейном архиве сохранился более ранний диплом от 1934 года, выданный ей за второе место в смешанных внутриклубных соревнованиях по теннису в ДИТРе имени тов. Молотова, где она играла с неким П. Майданским; а также вырезки из газет с её фотографиями.

Фото Н. Н. Смирнова, на обратной стороне подпись «Капшанинова в игре», начало-середина 30-х гг. прошлого века.

Среди графических работ Алексея Кокорекина есть карикатуры на участников теннисных соревнований. Одна из них подписана «Коля Озеров, мастер спорта, чемпион и т. д.». Судя по всему, шарж создан между 1941, когда Озеров стал мастером спорта, и 1947, когда получил звание заслуженного мастера спорта. И уж точно до 1950, когда он провёл свой первый репортаж о футбольном матче и стал спортивным комментатором.

На другом дружеском шарже подпись «Корбут Женя» — тоже фигура известная: тренер, пионер отечественного тенниса. Есть коллективный шарж на группу покалеченных игроков, датированный 1950 годом. Замыкает шествие Евгений Корбут, а возглавляет — Ольга Капшанинова, несущая в руке своё пламенеющее заштопанное сердце. Называется работа «После матча».

Есть коллективный шарж на группу покалеченных игроков, датированный 1950 годом. Замыкает шествие Евгений Корбут, а возглавляет — Ольга Капшанинова, несущая в руке своё пламенеющее заштопанное сердце. Называется работа «После матча».

«После матча», дружеский шарж, А. Кокорекин, бумага, тушь, гуашь, 1950 г.

Получается, что к этому времени любовь между художником и его Музой вовсю пылала, но он был женат, и Ольга Дмитриевна разбила этой любовью себе сердце. Она не догадывалась, что через пять лет её сокровенное желание исполнится.

Графических работ в архиве сохранилось немного. По воспоминаниям моей мамы и со слов Ольги Дмитриевны, пейзажной живописью Алексей Кокорекин серьёзно занялся после тридцати пяти лет, когда познакомился с ОД. Для художника начать осваивать новый жанр в таком возрасте — поздно и не характерно, но это очень похоже на правду. Обе Сталинские премии Кокорекин получил за плакаты. Естественно, художественное образование предполагает занятия живописью. Но для того, чтобы всерьёз загореться пейзажами и перейти на холсты большого размера, состоявшемуся плакатисту было нужно вдохновение, выходящее за рамки состоявшейся карьеры. Например, встреча со своей Музой.

Жили Кокорекины в Москве в небольшом деревянном «особнячке» недалеко от метро «Аэропорт». В то время СХ выделял такие помещения заслуженным художникам под мастерские. В конце 1960-х дом был ещё «жив», и пока мои родители ждали получения своей квартиры, ОДэша приютила молодую семью у себя. Потом особняк снесли, предоставив владелице квартиру в новом панельном доме по соседству. Январскую дезинфекцию 1960 года проводили в особняке, и после неё всё выглядело так, словно помещение полностью залили кипятком с химикатами верхние соседи. От некоторых картин остались только большие растрескавшиеся рамы.