Рада Войцеховская - Художник, Муза и Чума души

Ольга Дмитриевна Кокорекина, 50-е гг. прошлого века.

Да, в статье журналиста присутствует неточность: неверно названа страна, куда ездил художник. Но эта неточность не несёт негатива, это мелочь, в отличие от «пикантных подробностей» личной жизни А. Кокорекина и его жены, опубликованных А. Мильчаковым. С его лёгкой руки грязный вымысел получил статус исторической правды, на которую теперь опираются его последователи. Его цитируют все, кто так или иначе касается темы «Вариола Вера».

Так в своих мемуарах «Воспоминания о прожитой жизни», 2007 г., хирург Ю. В. Шапиро пишет об А. Кокорекине: «Ему довелось присутствовать на сожжении умершего брамина. Набравшись впечатлений и подарков для любовницы и жены, он вернулся в Москву на сутки раньше, чем его ждала жена. Эти сутки он провёл у любовницы, которой отдал подарки и в объятиях которой не без приятности провёл ночь. Подгадав по времени прилёт самолёта из Дели, он на следующий день приехал домой».

Хочется спросить у хирурга Ю. Шапиро — откуда у него «воспоминания» о любовнице Кокорекина и о «приятности» проведённого с ней времени? Может быть, ему умирающий художник на больничной койке лично в этом признался? Но зачем ему это делать? Ведь ни Алексей, ни врачи на тот момент даже не подозревали о чёрной оспе, диагноз был поставлен художнику посмертно и совершенно случайно . Поэтому признаваться в своих контактах ради предотвращения эпидемии Кокорекину было не нужно. Все его контакты начали выяснять уже после смерти и постановки диагноза. В больнице он провёл в общей сложности двое суток и находился в крайне тяжёлом состоянии, так что вряд ли у него была возможность и желание, умирая, рассказывать постороннему человеку о своих внебрачных связях. Да и его ли это был врач? Как у больного гриппом, как тогда считали врачи, мог оказаться лечащий врач — хирург?

Кроме того, как Ю. Шапиро может «помнить» о присутствии А. Кокорекина на сожжении умершего брамина? Откуда такие сведения? К примеру, другой врач Боткинской больницы Владимир Голяховский в своих воспоминаниях «Оспа в Боткинской больнице» пишет об обстоятельствах заражения А. Кокорекина следующее: «Там он зарисовывал уличные сцены и для этого часто внедрялся в толпу, а толпы в Индии — везде».

Но тогда откуда Ю. Шапиро взял свои «воспоминания»? Скорее всего, историю с любовницей и прочие интимные подробности он почерпнул из литературных опусов А. Мильчакова или фильма, снятого по его сценарию. Что менее вероятно, врач пересказал один из многочисленных, не имеющих конкретного источника, слухов. И догадываюсь, что сделал это затем же, зачем в своё время и А. Мильчаков — стремился пикантными «подробностями» привлечь внимание к своему литературному произведению. Вот только жанры перепутал и забыл, что речь идёт о реальных людях.

Помимо версии Ю. Шапиро в «Википедии» представлена альтернативная. Читаем: «Обстоятельства возвращения художника из двухнедельной поездки в Индию 23 декабря 1959 года и дальнейшие события его дочь Валерия описывала по-другому. В аэропорту „Внуково“ Кокорекина встречали его жена, дочь от первого брака и знакомый за рулём автомобиля. На самочувствие художник не жаловался, из аэропорта все вместе поехали к нему домой. Уже вечером Кокорекин почувствовал себя плохо, у него поднялась температура, начался сильный кашель, всё тело охватила острая боль. На следующий день художник побывал в поликлинике, где терапевт поставил ему диагноз „грипп“».

Хочется спросить у уважаемой «Википедии»: чьи воспоминания весомее — дочери художника Валерии или некоего врача, который не являлся членом семьи и при описанных им событиях не присутствовал? Если дочери, то почему такой сомнительный источник, как мемуары врача, всё-таки приводится на «энциклопедическом» ресурсе?

С воспоминаниями Ю. Шапиро получается парадоксальная ситуация, впрочем, как и с литературными «произведениями» А. Мильчакова — сегодня книгу может издать любой, было бы желание и средства. Сведения, описанные в книге, никто не «модерирует», но сам по себе факт публикации/экранизации ложных сведений практически узаконивает их в глазах современников и потомков. Выходит так: возник некий слух, кто-то его опубликовал, и слух «стал фактом». Или вовсе в обход этических, моральных и гражданских законов некто опубликовал клевету, и после публикации она начинает считаться правдой. Не слишком ли просто, господа, для правового государства?