Представляю, насколько беззащитно могла себя чувствовать в таком окружении одинокая женщина — выросшая в любви и уважении аристократка. И возможно, она давно уехала бы в Питер, но море и фантастическая природа помогали выживать после сложной операции. К тому моменту, как я первый раз приехала к ОДэше на побережье, она жила в Колхиде больше двадцати пяти лет.
Набросок «Женщина рассматривает отрез ткани», бумага, карандаш, 20 х 29 см.
Через год я собиралась поступать в «Строгановку», и параллельно с учёбой в школе посещала репетиторов по рисунку и живописи. Увидев, что я целыми днями маниакально рисую в альбомах всё, на чём остановятся глаза, Ольга Дмитриевна спросила: «Ты маслом пишешь?»
«Нет», — ответила я. — Только темперой. Да нам для поступления маслом и не надо».
ОДэша загадочно улыбнулась и попросила меня помочь, потом нырнула куда-то под дом и принялась передавать оттуда художественные принадлежности — этюдники трёх калибров, от совсем крошечного, размером с почтовую открытку, до большого, рассчитанного на формат 40 х 50 см, рулоны тонкого холста в диковинном металлическом тубусе, коробки с масляными красками, разбавитель, щетинные кисти и стопки загрунтованного картона.
«Это тебе, — сообщила она. — Пойдём, я научу, как разводить краски и правильно мыть кисти».
От такого богатства я немного ошалела. Краски и холст были бесподобного качества, у нас такие не продавались; Кокорекин привозил их из зарубежных командировок. Этюдники под себя переделывал сам. К одному примостил ноги от фотоштатива и раскладную подложку из тонкого оргалита, чтобы можно было крепить к ней картон б о льшего размера. В другом установил лампочку, работающую от плоской батарейки, чтобы можно было писать ночные этюды. Один из них назывался «Шторм перед грозой». Коричневое море, луна, похожая на красный апельсин, — работа завораживала напряжённостью и тревогой… А в дне самого маленького этюдника он сделал овальную прорезь для пальца, и его можно было держать в левой руке, как палитру.
Свой первый маленький натюрморт маслом на картоне я вымучивала часа четыре, если не дольше. Соорудила рабочее место под навесом за кухней. У меня не получалось, я страдала.
«Иди обедать! — в который раз позвала меня мама. Ей уже надоело ждать, и в голосе появились интонации обиженного инквизитора. — Для кого я готовила?»
«Оставьте девочку, Лиза, — мягко приструнила её ОДэша. — Самые страшные муки для художника — это муки творчества!» Тогда я удивилась, насколько точно она меня поняла, и была благодарна ей за заступничество. По сию пору удивляюсь, как Ольге Дмитриевне удавалось говорить мягко, уважительно, но столь весомо, что в её присутствии становились покладистыми и вежливыми даже отъявленные грубияны.
«Пасьянс „Тигровый хвост“», бумага, чернила, 19 х 13 см. На наброске Алексей изобразил Ольгу Дмитриевну и Дим Димыча, углубившихся в «игру со случаем».
В то лето у мамы с ОДэшей нашёлся общий интерес на жаркие вечера — пасьянсы. Я всегда была равнодушна к карточным играм, но из вежливости позволила научить себя одному.
— «Этот пасьянс называется „Пасьянс Марии Медичи“, а по другому —„Истерика“. Понять, что он не сошёлся, можно по тому, что одна и та же комбинация карт начинает повторяться раз за разом. Он вообще очень редко сходится. Говорят, его придумала Мария Медичи, и у неё он сошёлся всего два раза в жизни — перед свадьбой и перед смертью», — объясняла ОДэша.
— «А у вас он хотя бы раз сошёлся?» — спросила я.
— «Да. Одно время я постоянно его раскладывала и загадывала на нём желание».
— «И что это было за желание?» — любопытство подростков сильно превышает их чувство такта.
— «Выйти замуж за одного человека. Но я знала, что не смогу стать его женой, потому что он был женат», — ответила ОД.
— «И как, вышли?»
— «Да», — улыбнулась она.
Позднее я поняла, что она говорила об Алексее Кокорекине.
Открытка, отправленная Алексеем из Рима в пансионат Литфонда в Планерском, (Коктебель, Крым).
«10.IX.56г. Рим, отель „Универсо“
Всем привет!
Добрый день, дорогая моя Люсенька! Итак, сбылась моя мечта, я в Италии, и конечно, счастлив. Пока всё идёт хорошо. Были мы в Венеции, Лидо, Флоренции, сейчас в Риме. Соблазнов много, реальных возможностей мало. Мало времени и мало всего остального. Но несмотря на это хочу тебя порадовать этой открыточкой, сие удовольствие стоит 65 лир. Хотелось бы, чтобы она дошла. Вчера вечером мы были в Колизее уже при темноте. Грандиозно! Вообще ходим, как очумелые. Всего много и интересно, красивые люди и наряды, прекрасные улицы и города. Природа напоминает Крым, но пышней и грандиозней. Как жаль, что я здесь один! Жалко ты всего этого не видишь. Здоров, крепко тебя целую. В Москве будем вероятно ч. 20—21. А. Кокорекин».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу